Фатимиды впервые попытались институционализировать ислам и создать единые религиозно-иерархические структуры, существовавшие наряду с централизованным аппаратом управления. Они насаждали исмаилитскую доктрину, покончили с относительной веротерпимостью, существовавшей в предшествующий период. Исмаилиты подчинили себе крестьянские общины, торговлю, ремесленное производство; начали вводить монополии на различные отрасли ремесленного и сельскохозяйственного производства 275 .
Недовольство деспотичным правлением шиитской династии привело в середине XI в. к восстанию. В отместку Фатимиды наняли арабских бедуинов и берберов, которые за несколько лет превратили Ифрикию в пастбище. Экономическая активность Ифрикии не прошла даром: среди кочевников Сахары, втянувшихся в рыночный обмен, началась социальная дифференциация. Недовольство бедного большинства привело к распространению среди них исмаилитской доктрины. Структурирование кочевых сообществ с помощью такой идеологии плачевно сказалось на городах Магриба: волны вторжений унесли несколько миллионов погибших; урбанистическая культура вместе с большинством городов, земледельческой цивилизацией были разрушены и превратились в продолжение Сахары. Та же судьба постигла Испанию, контроль над которой установили марокканцы. Гибель Ифрикии освободила Средиземное море, и христиане сразу же этим воспользовались. Вначале активность проявляли норманны в Южной Италии и Сицилии, чьи государства уровнем культуры и богатства напоминали Ифрикию, в XII в. они даже вторгались в Африку 276 . Но лучше всех освоились торговые города Северной Италии.
С XI в. динамика социально-экономического и политического развития на Ближнем Востоке и в Центральной Азии определяется вторжениями кочевников (тюрок): политическая раздробленность и разорение основной массы населения; административная практика ограничивается сбором дани. Исключением являлись отчасти Хорезм (до прихода монголов) и Египет, которые, наоборот, наращивали производство и вели активную политику 277 . Тюрки, чью экспансию обусловили улучшение климатических условий в степи и рост населения, не имели законченного государственного устройства и так и не смогли создать дееспособного государства вплоть до Османской империи. С вторжениями монголов ситуация только усугубилась, тем более что к середине XIV в. монгольские государства находились в полуразрушенном состоянии. Свою лепту внесли и крестовые походы: европейцы подчинили себе почти все Средиземное море, провинции Леванта были разорены. Более всех пострадало их христианское население, которое лишилось производственной базы и контроля торговли, перешедших в Италию и Египет, олигархия которых в XIII—XIV вв. монополизировала торговые пути и экспортное производство в Восточном Средиземноморье.
В XIV—XV вв. Ближний Восток был объединен империей османов, которые заняли территорию Византии и отняли контроль торговли у Венеции и Египта. В течение XV—XVI вв. рост экономики по всей Евразии расширил турецкую империю, а внутренние взаимосвязи вызвали подъем городов и упрочение политических связей. Османы продолжали типичную политику предыдущих империй: контролировали внешнюю торговлю, следили за благосостоянием средней страты и выстроили разветвленный административный аппарат. Их могущество основывалось не только на большой территории, многочисленном населении, но и на участии в общем рынке Средиземноморья, расцвет которого пришелся на правление Сулеймана Кануни. Экономический рост и мобильность населения обеспечили имперскую экспансию, а контроль важных торговых путей – постоянные доходы как для государства, так и для многочисленной буржуазии. Имперский аппарат управления отличался передачей максимума власти главе провинции, однако общая административная и налоговая политика исходила из поддержания постоянных цен и регулирования конкуренции. В ходе подъема росло население империи, появлялось множество новых деревень и малых городов, которые выигрывали от внутренней политики султанов.