С прекращением роста в середине XVI в. экономическая активность обернулась жесткой социальной конкуренцией. Население и государство стали испытывать недостаток в деньгах и залезать в долги. Высокая инфляция и неуплата налогов разоряли людей и государство, с порчей монеты исчезли собственные деньги, в качестве валюты стали пользоваться европейскими реалами и пиастрами. В 1630 г., на фоне финансовых трудностей Южной Европы в ходе Тридцатилетней войны и подчинения европейской торговли Нидерландам, Турцию настигает дефолт, процветает коррупция, а страна погружается во тьму разбоя 278 . С падением доходов экономика становится аграрной, армия и бюрократия неуклонно деградируют. В итоге, если ранее земля с живущими на ней крестьянами давалась за службу, то теперь всеми правдами и неправдами становится наследственной, особенно преуспевает высшая аристократия, крупные чиновники в провинциях, влияние которых на центральную власть оказалось губительным.
Роскошь Сераля соседствовала с растущими частными владениями аристократов, купцов и чиновников. Замкнутые поместья, став наиболее безопасным вложением капитала для его обладателей, изнутри надорвали городскую экономику и ослабили империю, сделав ее аграрной. Чем дальше, тем больше городская экономика и промышленность деградировали. На первый взгляд, Турция отделалась сравнительно легко: государство осталось целостным, внутренних конфликтов было немного, но социально-экономический регресс лишал империю средств и рационального интереса к более сложным формам организации, в отличие от европейцев. До середины XVII в. Турция еще захватывала области в Центральной и Восточной Европе, но уже в Иране она терпела неоднократные поражения, а в конце XVII в. поражения от европейцев стали регулярными. Ситуацию усугубляло всевластие верхушки османского общества: политические перевороты и «ротация кадров» происходила в нем постоянно, но вновь приходящие лишь присваивали активы предшественников. Эти события происходили практически отдельно от остального сообщества, и влияние высшей страты оставалось подавляющим.
Возвратить в лоно империи владения Великого турка, отчужденные во время последней войны в правление султана Мустафы. Это дало бы 50 млн. пиастров к выгоде правительства. Но сии отчужденные владения ныне находятся в руках самых высоких и богатых особ империи, каковые используют все свое влияние, дабы обречь сей проект на неудачу, у султана же отсутствует какая бы то ни было твердость 279 .
Высшая страта благодаря высоким доходам потребляла много, но вместе с перемещением экономической активности из Средиземноморского бассейна в Северную Европу производственные и торговые возможности империи сужались, вместе с ними падала и дееспособность государства, которое было не в состоянии ни мобилизовать, ни перераспределить внутренние активы. Несмотря на дважды затевавшиеся реформы – в конце XVII и в начале XIX в., правительство мало что могло сделать 280 . Одновременно с этим европейская военная и торговая экспансия в Индийском океане, Восточном Средиземноморье, Балканах и Причерноморье фактически подчиняет внешнюю политику Турции и отнимает большую часть доходов. Тем не менее империя не прекращала попыток трансформировать свою структуру в течение всего XIX в., так что, хотя внешние провинции были потеряны, территории, населенные турками, удалось сохранить. В силу внешнеполитических трудностей и экономических ограничений, вызванных общением с европейскими державами, вплоть до недавнего времени внутренний режим был обречен на военную диктатуру, а население на бедность.
§2. Кропотливость сюзерена
Думаю, это выставляет наши владения в самом выгодном свете, и мне сдается, что деньги были потрачены не зря, чему я очень рад.
Лоренцо Медичи
В V в. Западная Римская империя распадалась на независимые области, у правителей которых не было ни экономической необходимости, ни политической воли к объединению, в связи с чем одна за другой они становились лакомой добычей германских племен. Тогда же Европа подверглась нашествиям кочевников, и это был единственный период, когда они серьезно влияли на ситуацию в регионе. Если бы римлян было больше, а Византия вместо войны втянула варварские королевства в рыночный обмен, ассимиляция прошла бы сравнительно быстро. Но этого не случилось, и становление новых сообществ напоминало регресс.