Сначала я направил свое внимание на блондиночку, которую заприметил на кухне. Она стояла, прислонившись к холодильнику, и сочиняла целый роман из эсэмэсок. Дешевая маникюрша, светло-каштановые волосы забраны в пучок, губы по контуру обведены коричневым карандашом. На подбородке и на лбу полно прыщей, кое-как замазанных тоном. Розовый джемпер, оканчивающийся выше пупка, расклешенные брюки, здоровенные бутсы на толстой подметке. В целом вид какой-то замызганный, но трогательный. Влекущий. Чем-то она меня привлекала: свежестью, добропорядочностью, что ли. Может, грустью. Хотелось быть с ней, приголубить, защитить. Вместе с тем толика вульгарности обещала, что в постели она будет хороша. Архетип девушки доступной, но достаточно закомплексованной, чтобы это демонстрировать. Я подошел к ней, преисполненный доверия, и сказал в простоте:
— Ты мне нравишься. Думаю, ни один парень не видел тебя такой, какой вижу я. Мне хочется в тебя влюбиться.
Должно быть, мне не хватило убедительности, или темперамента, или еще чего-нибудь. Она взглянула на меня растерянно и потрясенно. И поспешно вышла из кухни.
Тогда я прибился к какой-то рыжей телке, фантастически тупой, но бесподобной внешне. Я ее хорошенько разглядел, пока с ней говорил: у нее все было натуральное. Она такой отпадной родилась. Глупа в высшей степени, так, что это даже становилось поэтическим и волнующим. Одна мысль, что она брошена в этот мир со своими куриными мозгами и обалденными сиськами, делала ее возбуждающей. Опасности подстерегали ее со всех сторон, ей необходим был мужчина рядом. Она ловила каждое мое слово, от души смеялась любой отстойной шутке, я было даже подумал, что она принимает меня за кого-то другого. Уже убедил себя, что ничего тут не выгорит, буду охмурять ее до утра, а потом она меня отошьет, окажется, что у нее нет квартиры, а у меня — денег на гостиницу, или еще какая дурацкая отговорка. В общем, я уже намеревался на нее плюнуть, но она за меня уцепилась и попросила ее проводить.
Я ушел с ней под руку, вполне довольный собой. Перед уходом нашел Сандру, предупредил; она оживленно беседовала с каким-то долговязым татуированным придурком. Слушая его, она крутила дурь в ладошке и элегантно втягивала. Я ощутил своего рода гордость от того, что знаком с ней. К тому же мне приятно было показать татуированному кретину, с какой телкой я ухожу, полагая, что его это заденет.
Она жила в комнате для горничной, звали ее Стефани. Удивительная девушка. Проще и скромнее, чем можно было ожидать при ее внешности. Мы с ней курили огромные косяки, слушая Бьорк, Бека Хэнсона и «Дафт Панк». Я уже настолько забалдел, что даже и эта музыка катила. Ночь пролетела как во сне. Только я не кончил. Впрочем, ничего удивительного: вот уже несколько дней, когда я рукоблудствовал, мне удавалось кончить лишь с большим трудом, доведя себя до боли. Стефани отнесла это на свой счет и была очень трогательна. Ее старания не увенчались успехом, но все-таки приятно.
На другое утро у меня болело в носу. Когда я проснулся рядом с ней, меня накрыло чудовищно. Она была мила, весела, как девочка, соблазнительна и в постели не притвора. Короче, всем хороша. Кроме одного — не Катрин. И потому, когда это восхитительное создание прижималось ко мне, я лишь с большей остротой вспоминал, что потерял женщину, с которой хотел быть вместе.
Мы стали видеться с Нанси каждую среду. Шатались по городу: ничего лучшего я не придумал, но ей, похоже, нравилось. Всякий раз, когда я предлагал ей сходить в кино, она отвечала: «Я это уже смотрела». По большей части врала. Она вообще кучу всякой бредятины сочиняла. Поминутно играла какую-то роль. К реальности это имело смутное отношение. Предпочитала небылицы. Меня, в отличие от ее матери, это не раздражало и не беспокоило. У нее вообще-то здорово получалось, она выдумывала множество разных персонажей, изображала их, описывала. Все это лишь свидетельствовало о ее богатом воображении, и я говорил себе, что оно ей в дальнейшей жизни пригодится.
Мы всякий раз обследовали какой-нибудь новый квартал. Я помнил их с того времени, когда мальчишкой шлялся по улицам без гроша в кармане. Торчалово научило меня городской жизни. Оказалось, я знаю уйму уголков, внутренних дворов, диковинных скульптур, закоулков, садиков. Иногда мы шли, задрав носы, и выискивали, где квартиры пошикарней.
Еще мы посмеивались над прохожими, Нанси рассказывала мне эпизоды из «Баффи» и про то, как изгонять вампиров. Я показывал ей, что Нотр-Дам похож на гигантский космический корабль, который вот-вот взлетит, она кивала, чтобы меня не огорчать.
Она любила, заслышав знакомую мелодию, влететь в магазин и начать танцевать между рядов. Она и меня пыталась втянуть, раздувала щеки, выделывала потешные па. Я уже привык, что она вертит задом, как сучонка; вообще-то выглядело прикольно.
— Как ты думаешь, мы будем когда-нибудь потом жить вместе?
— Я думаю, потом у тебя будут занятия поинтересней, чем жить со старым отцом.