Она меня боготворила, и это было приятно. Она непременно желала идти со мной под руку, что меня несколько выводило из равновесия. Я боялся, что прохожие станут на нас коситься, заподозрят во мне отвязного педофила. Но ничего такого не случалось.
Я был ее героем и очень старался не ударить в грязь лицом. Но ее любовь была настолько цельной, безоговорочной, прочной, всеобъемлющей, что мне нечего было особенно опасаться. Ее привязанность не требовала доказательств, не зависела от того, что я сделаю или скажу.
— Так что, ты книгу закончил?
— Почти. Скоро дам тебе почитать.
Я действительно хотел написать эту книгу, не начинал, правда, еще, но был тверд в своих намерениях как никогда.
Мне хотелось написать ее для Нанси. С другими не получилось. Мать говорила, что ей это скучно. Подруги — что я их утомляю. Зато тут я собирался взять реванш.
В одну из сред шел дождь, и мы поехали на метро до станции «Ле-Алль». Спускаясь в тоннель, она заметно нервничала, хотя старалась не подавать виду:
— Я вообще-то уже ездила на метро, и не раз.
Она очень трогательно храбрилась. Я взгрустнул, что в столь юном возрасте ее уже мучают страхи, и это избавило меня от моих собственных. Постепенно я начинал понимать, что ее отделяет от реального мира целая пропасть. Ее приучили бояться самых обычных вещей, опасаться всего, что может случиться мыслимого и немыслимого, ее представления замыкались каким-то обрубком жизни. Взяв ее за руку, я совершенно безбоязненно спустился в метро.
С ней я становился другим человеком, она придавала смысл моим поступкам, моему возрасту. Я чувствовал, что выполняю определенную миссию, что-то делаю наконец и в кои-то веки у меня это получается. Я знал, как ее ободрить, умел ее рассмешить, да и кое-что объяснить. Мы гуляли, развлекались, оттягивались. Впервые в жизни я ощущал, что поступаю хорошо, без жульничества и обмана. Что имею право на эту роль и что она мне нравится.
Если панк-рок был катастрофически непригоден для подготовки к реальной жизни, поскольку не учил ни послушанию, ни состязательности, ни покорности, ни подавлению собственных чувств, то он оказался подходящей школой общения с юной девицей. Во всяком случае, я не пытался подрезать ей крылья, чтобы потом втиснуть ее в соответствующую ячейку общества. Я не хотел ее ломать, не заставлял молчать, но умел заткнуть, если это реально требовалось. В целом я справлялся неплохо.
Меня, конечно, пугал ее возраст, я боялся, что она вдруг отвяжется. Как будто она сидит в поезде, поезд должен вот-вот тронуться, а я в окно наспех пичкаю ее советами, которые могли бы пригодиться в дороге. Я желал ей проскочить между струями дождя, овладеть золотым ключиком, найти потаенные сокровища, желал ей сориентироваться в этой жизни лучше, чем я и ее мать.
В каком мире будут жить сегодняшние дети, когда повзрослеют?
— Пойдем в японский ресторан?
— Нет, там слишком дорого. Найдем пиццерию.
Подобные ограничения ее поражали, казались экзотическими и привлекательными.
Среды с Нанси стоили мне уйму денег. Каждый вторник Сандра собирала пачку CD, и я шел их продавать.
Я был шокирован ценами на всякую фигню для детей: шмотки, игры, книги, DVD, плееры, кроссовки, сумки, любая мелочь стоили целое состояние. Почему не делают витрин с тонированными стеклами и не пишут крупно над входом: «Только для богатых»? По крайней мере дети не презирали бы нас за то, что мы не имеем средств приобрести фишки, которые сует им под нос реклама на улице и по телевизору. А так приходится объяснять, что не можешь купить самую, казалось бы, элементарную вещь.
Нанси рвалась в магазины «Колетт», «Анжелина» и даже в бутики «Прада». Я дергал ее за рукав:
— Ты что, спятила? Я в такие места ни ногой, там от жлобья не продохнуть.
Она косилась на меня озадаченно и с интересом. Мои слова западали ей в голову, и в следующую среду она брякала на всю кондитерскую, указывая на довольно суровую с виду даму:
— Видал, папа, как это старое жлобье пытается пролезть впереди нас?
Любая мелочь осмысливалась ею и где-то там оседала, она поглощала информацию с удвоенной скоростью и, переработав ее на свой лад, тут же пускала в обращение. Подобно тому как маленькие дети быстро осваивают новые слова и запоминают их раз и навсегда, подростки вроде Нанси жадно впитывают новые идеи, и эти идеи налагают на них неизгладимый отпечаток.
В этом возрасте все видится в увеличенном масштабе, фильмы кажутся потрясающими, диски — апокалиптическими, книги меняют жизнь.
Я нашел безотказный способ заставить ее читать, что я хочу:
— Только не говори маме, что я купил тебе эту книгу. Обещаешь?
Время от времени у меня в телефоне раздавался раздраженный голос Алисы:
— Нанси сказала, что ты позволишь ей проколоть брови. Брюно, ты НЕ ВПРАВЕ решать такие вопросы.
Она артикулировала чуть ли не по слогам, а я смеялся в душе, что она попалась на удочку:
— Алиса, только не делай вид, что ты этому поверила.
Раздосадованная своей ошибкой, она продолжала с ходу:
— Она должна перестать врать.
— Она пользуется ситуацией, это нормально в ее возрасте.
— Откуда тебе знать, что нормально?