Существо перемен было связано, во-первых, с переходом от простых тябловых[492]
иконостасов и тябловых с вертикальным обрамлением икон тонкими брусками[493] к рамочным, у которых тябла визуально заменили карнизы, а пространство между иконами заполнили плоские или украшенные объемной деревянной резьбой элементы[494]; в отличие от простых тябловых иконостасов, «где обособленность каждой иконы была выражена минимально, ‹…› иконостасы рамочные предоставляли каждой иконе собственное обрамление». Получившие широкое применение иконные киоты и картуши, карнизы, архитектурные шаблоны ордерных форм в виде резных колонок или кронштейнов в их барочном варианте превращали многоярусные предалтарные преграды в целые архитектурные композиции[495].Таким образом, нововведения в оформлении икон воплотились в иконостасах в виде солидной деревянной конструкции[496]
.Во-вторых, особое значение в быстро развивавшихся во второй половине XVII в. не только в архитектурном, но и в художественном отношении иконостасах приобрел богатое убранство деревянного каркаса рельефной скульптурной резьбой.
Вся видимая конструкция таких сооружений теперь складывалась из накладных декоративных резных элементов – сквозные витые или гладкие колонки с базами и капителями, обвитые виноградной лозой; иконные киоты с виноградными и акантовыми листьями, картуши типа «скрученного пергамента», украшения в виде гребней с перлами, натуралистически переданных цветов и фруктов»; горизонтальные пояса между рядами икон оформляли орнаментальные мотивы «белорусской рези»[497]
.Широко применявшиеся в рассматриваемых иконостасах карнизы (гзымзы) с элементами резьбы, так называемые флемованные дорожники[498]
, дали соименное название самому иконостасу, а резной объемный орнамент нового типа, в котором отдельные части выступали на различную высоту от фона, а часть фона выбирали и резьба делалась сквозной, – стал известен как «фигурный», или «флемский»[499].Этот особый тип предалтарных преград – «флемский» иконостас – отличался, в-третьих, и характером размещения «святых изображений»: иконы в резной золоченой раме «очутились в глубине впадин», в то время как ранее все «порезки» иконостасов «никогда не имели ни сильных выступов, ни выдающихся архитектурных деталей, ‹…› и даже самая богатая резьба [как писал Н. Н. Соболев] делалась так, чтобы ‹…› только оттенить красоту сочетания тонов иконного письма»[500]
. Хотя И. Л. Бусева-Давыдова, напротив, подчеркивает, что создание в иконостасах второй половины XVII в. для иконных образов собственных обрамлений было вызвано желанием обособить каждую икону, акцентировав ее содержание для молящегося[501].Иконостас Архангельского собора Московского Кремля
Итак, в последней четверти XVII в. флемские иконостасы заняли ведущее положение в работах мастеров Оружейной палаты, а в первой четверти XVIII в. немало художественных произведений такого типа было изготовлено по заказам частных лиц для храмов Москвы и Подмосковья.
Зарождавшиеся в XVII в. новые явления в практике иконостасного строительства были сопряжены с появлением передовых производственных технологий, которые применялись как при изготовлении основы деревянной конструкции предалтарной преграды и ее компонентов, так и для ее декоративно-художественной отделки; перемены происходили в это время и в организации работ.
Содержание и особенности процесса создания предалтарных преград в последней четверти XVII в. представляется возможным рассмотреть на материалах, посвященных значительному числу московских и подмосковных храмов: это «первый» (1679–1680) и «второй» (1688–1690) иконостасы церкви Иоасафа царевича дворцового села Измайлова, иконостас Архангельского собора Московского Кремля (1679–1682), Смоленского собора Новодевичьего монастыря (1683–1686) и его приделов – Апостола Прохора и Мученицы Софии (1685), Архистратига Гавриила (1685, 1689 гг. – главный иконостас и на гроб великого государя), монастырских храмов – Амвросия Медиоланского (1685–1686), Сошествия Святого Духа над трапезной Успенской церковью (1685–1687) и Покрова «на задних воротах» (1689–1690); а также собора Петра и Павла (1685–1688), Петра Митрополита (1690–1691) в Высокопетровском монастыре, церкви Алексея митрополита на Глинищах (1689–1693) и др.; однако в рамках настоящей статьи предпринята попытка представить только три из них[502]
.