Техники и технологии в сакральном искусстве. Христианский мир. От древности к современности

Дионисий умирает в 1492 г., следовательно, дата памятника может колебаться где-то между второй половиной XVI–XVII в., если только череп не принадлежал другому лицу, жившему много раньше. И уж очень не похожа эта голова на ковчег св. Матроны 17 9 8 г., вполне отвечающий своему времени. Так или иначе, ясно, что на почве Болгарии надолго «пустила корни» латинская традиция голов-реликвариев, окованных металлом.

Вернемся теперь к русским изваяниям вел. Параскевы XVI–XVIII вв. Выше мы не случайно зафиксировали внимание на резном «бюсте» первой половины XVI в. из Вологды (48 × 34), который Н. Н. Померанцев считал верхней частью несохранившейся ростовой фигуры[473], что мы полностью признаем за истину. Подобная монтировка статуи, конечно, не была случайной. Здесь видятся прямые аналоги с бюстами-реликвариями восточноевропейской, балканской и немецкой работы, которые исполнялись из металла, из расписанного по левкасу дерева или конструировались из деревянной основы, обложенной серебром. Причем, по наблюдению исследователей, последние к XIV в. под металлической обкладкой все более подробно прорабатывались «портретной» резьбой.

Можно предполагать существование древнейшей на Руси статуи Параскевы в Мценске, куда, по преданию, в 1415 г. митрополит Киприан прислал киотную скульптуру св. Николая ради «обращения» местного населения в Христову веру. Оно гласит, что чудотворная статуя святителя явилась близ древней, сгоревшей в 17 5 7 г. деревянной церкви во имя муч. Параскевы. Не будем забывать болгарское происхождение Киприана и внесение именно им памяти св. Петки в русскую Псалтирь. Митрополит глубоко чтил Параскеву Тырновскую и оплакивал «разрушение» ее мощей как трагедию болгарского Царства[474].

Именно память о них, подобно барийским импульсам, родившим на Руси статуи Николы, определила, видимо, изначальные структурные особенности резных образов чтимой в славяно-балканском мире святой, притом, как увидим, на долгое время.

Однако обратимся к самому раннему в русской традиции памятнику – киотному образу из Галича Костромского (170 × 95)[475], ставшему, несомненно, источником для «бюста» из Вологды и многих резных фигур мученицы Центрально-русского региона. Доказательство тому – снимок иконы из Галича до реставрации, обнаруживающий клеевой шов на месте стыка частей фигуры.

Мы имеем смелость предполагать и здесь надставленную вместе с белым убрусом голову, доказательство чего потребует специального исследования в поисках клеевого шва или тщательно закамуфлированного «наплеска» этой части фигуры на основной блок. Несомненны вставные кисти рук, обычные в контексте монументальных киотных образов.

Не исключено, что накладным является и обручвенец, положенный поверх убруса и имеющий самостоятельную «толщину». Этот мотив до сих пор не истолкован. Именно рельефные иконы помогают осмыслить его символику. Аналогии ему имеют место в готической скульптуре XIV в. в контексте образа Христа во Гробе. В чешском Budĕjovice хранится фигура лежащего в гробнице Спасителя 1370 г., на голове Его просматривается широкая повязка, из-под которой сочится кровь[476]. Это недвусмысленный образ сударя – головной повязки, в которую, согласно утерянному оригиналу рукописи V–VI вв. (сохранился вариант X–XI вв.), Иосиф на Голгофе собрал кровь Христа[477], и одновременно как бы «след» тернового венца.

Акцентирование этого мотива в скульптурном изображении Параскевы, образ которой ассоциировался с искупительной Жертвой Христа, а крестные ее мучения – с подражанием Его страданиям, до сих пор не истолкованного в иконописи конца XV–XVII в., в контексте скульптуры из дерева обретают изобразительную реальность, видимо, не без влияния европейской традиции.

Резонность нашей гипотезы подтверждают памятники иконографии XVIII в., в частности гравюры, где уподобление Параскевы Пятницы Пяти Ранам Христа обретает изобразительную конкретность в виде тернового венца на ее главе и других орудий Страстей (книга Лазаря Барановича 1674 г.). Иными словами, тонкие, прикровенные идеи получают в поздней традиции вещественное воплощение.

Св. Параскева Пятница. Икона. Дерево (липа), резьба, роспись. Местонахождение неизвестно

Заслуживает внимания еще одна деталь галичского рельефа: «странный», как бы «пластинчатый» пояс, который в своде костромских икон толкуется как известная составляющая женской повседневной одежды – душегреи (?)[478]. В канонической же традиции пояс есть указание на служение как образ духовной силы и, кроме того, знаменует целомудрие и чистоту, что как нельзя более уместно в изображении св. девы.

Однако следует учитывать и возможность третьего смыслового аспекта. Согласно святоотеческому учению (Иоанн Дамаскин), мученики Господни суть воины Христовы, выпившие Его чашу и крестившиеся Его животворящей смертью. Последнее объясняет «воинский» тип пояса как намек на доспех, что особенно уместно в связи с символическим подтекстом образа Параскевы.