Техники и технологии в сакральном искусстве. Христианский мир. От древности к современности

В объединении этой «двоицы» в сакральной топографии храмов сыграла роль общая их причастность к истинному Кресту Господню. Параскева, празднуемая в пятницу, издревле считалась персонификацией крестных страданий Христа и скорбящей на Голгофе Богоматери, т. е. Страстной Пятницы. Празднование же Николы (вместе с апостолами) приходилось еженедельно на четверг. Великий Четверг – Тайная вечеря, ставшая началом Церкви и главного ее таинства – евхаристии, прочно увязывала образ Николы с литургическим образом Христа, и вместе с тем со страстной темой, ибо Великий Четверг предшествовал Распятию[467].

Праздник Николы Зимнего (6 декабря), установленный в день его Успения, имел особую службу, главным смысловым акцентом которой был евангельский текст о снятии с Креста Тела Господня. Из всех сюжетов Священного Писания он – единственный, где Господь «изображается» Мертвым. Сама суть праздника – воспевание Святителя в его Успении, а стихира принадлежит Великой Пятнице. Согласно же Житию, днем преставления св. Николая была именно пятница[468]. Все это делает мистическую связь «двоицы» особенно глубокой.

Св. Параскева Пятница. Икона. Дерево (липа, сосна), резьба, темпера, золочение. 170 х 95. Происходит из Пятницкой церкви Галича Костромского. Рубеж XV–XVI вв. Москва (?). ГРМ

Св. Параскева Пятница. Фрагмент. До реставрации. ГРМ

Самой ранней сохранившейся скульптурой Параскевы на Руси является ростовая фигура в киоте из Галича Костромского, видимо, начала XVI в., за ней следует «бюст» мученицы из Вологды. Он-то, как мы думаем, является ключевым для понимания смысла образа и толкования особенностей технологии ряда памятников XVI–XVII вв. Однако предварим интерпретацию технологии некоторыми важными для темы сведениями.

Имеются основания предполагать, что на рубеже XIV–XV вв. в Москву попадает частица мощей Петки Тырновской. В болгарских и русских сведениях об этом событии фигурирует и икона «Никола Можайский». Согласно позднему русскому преданию, Сергий Радонежский и митрополит Киприан крестили некоего сербского вельможу, приехавшего в Москву ко двору Дмитрия Ивановича Донского с большой свитой, и преподобный благословил «крестника» иконой Николы Можайского.

Согласно сведениям болгарским (более достоверным и древним), это был не серб, а выходец из Тырнова – воевода, который привез с собой икону Петки, прославившую его «отечество – град Тырнов»[469]. Очевидно, в сознании русских и болгар эти святые были связаны друг с другом под знаком единой идеи, а не только в богослужебном цикле. Ее высвечивают данные о характере почитания Параскевы в Тырнове. Мощи святой среди прочих тырновских реликвий заняли особое место в идеологии царства. При подписании договоров с иными державами Иван Александр полагал клятву ее именем, и именно у мощей Петки тырновские цари присягали на верность народу и государству. Как не вспомнить здесь статую-реликварий Фиды (Веры) Конкской IX в., которую считали обладательницей души и возле которой решались правовые, имущественные и политические дела аббатства[470]. В связи с представлениями о реальной силе святых мощей отстаивать христианскую веру и государство, видимо, и возникла эта «пара» резных икон в храмцах, воплощающая цельбоносные и защитные свойства святых тел.

Нет оснований сомневаться, что болгары располагали фигурным реликварием св. Петки, разрушенным после падения Тырнова. Возможно и существование ковчега в виде головы святой, ибо римские контакты Болгарии и даже Уния с Римом, заключенная Калояном (конец XII – начало XIII в.), не могла не повлиять на «латинскую» структуру мощевиков для вновь принесенных им в Тырново после 1205 г. святынь[471]. Иван же II Асень (1218–1241) повелевает в 1230 г. перенести мощи Параскевы в свой град Тырново. Возможность существования в древности головы-реликвария св. Петки косвенно подтверждают сохранившиеся в Болгарии поздние мощевики, структура которых восходит к старинным оригиналам. Это, прежде всего, окованный золоченым серебром череп константинопольского патриарха Дионисия I, начавшего свой монашеский путь в болгарском монастыре Св. Богоматери Косиницы, вложенный в драгоценный чеканный ларец 1788 г.[472]

Однако сопоставление стилистики композиций ларца с самой окованной головой делает очевидным наполнение головы-реликвария много раньше ковчега. Об этом свидетельствует не только архаический облик головы, напоминающей древние «говорящие реликварии», но и обработанный чернью старинный крест на лбу святого, подобный тем крестам, в которых издревле хранились частицы Креста Господня. Совершенно не соответствует голове по «языку» рельефа и пластина с изображением монастыря на месте отверстия для целования святыни, стилистически сходная с оформлением ларца.