Но возникает чувство, что образ обращающийся, взывающий к тебе, ориентированный на живое общение, встречу, диалог, часто очень требовательный, непростой, «пронзительный», по прекрасному выражению замечательного нашего византиниста Ольги Поповой, не очень-то вписывается в такое пространство и даже способен разрушить уютный материнский покой описанной «молитвенной атмосферы». Приходится признать, что это чудо встречи с глубиной и тайной Первообраза, которое случается нам переживать при внимательном вглядывании-предстоянии пред древними иконами, звучит диссонансом в этом сложившемся мире привычной нам обстановки. Уместен ли здесь тревожный, «пронзительный», требовательный, взывающий взгляд, например, кремлевского Спаса «Ярое око» XIV в., испепеляющий все наше «слишком человеческое», дремлющее и инертное? Или столь «неспокойный» в обычном понимании образ Спасителя из монастыря Святой Екатерины на Синае – самая древняя из дошедших до нас икон Христа, относимая к VI в.? Могут ли быть соотнесены стремление хотя и к духовному, но уюту и огненное свидетельство веры в одном архитектурном пространстве? Хотим ли мы, готовы ли воспринимать в привычной нам атмосфере современного храма эти напряженные, мощные, пылающие духовным огнем образы средневековых иконописцев, взывающие к нам со стен древних храмов, в музейных собраниях? А может быть, мы сами создаем и организуем атмосферу нашего храма, исходя из доминант нашей религиозности? И что мы хотим возродить, возрождая древнее искусство иконописания: его стилистическую форму или его основное содержание? По-видимому, тут дело опять-таки в изменении нашего понимания задачи иконы. Догматически, на уровне интеллектуальной конструкции, преподаваемой во всех духовных школах, мы обозначаем икону, следуя традиции древней Церкви и постановлениям соборов, как образ, способный возвести, соединить нас с Первообразом. Но на повседневном уровне ощущается огромная разница между современным менталитетом и той системой мировосприятия, что породила молитву и поклонение иконному образу. Мы не рискуем быть последовательными и попробовать принять участие в отношениях «предстоящий (молящийся) – иконный образ – Первообраз» в их реальном значении, как его понимает традиция Церкви. По этим причинам сейчас наиболее востребованы иконы нейтральные, нивелированные, внешне подобные древним образцам, но имеющие от них огромное принципиальное отличие в задаче. Они изначально не претендуют и не ориентированы на диалог, выявление присутствия, действенное участие в пространстве нашей жизни. Их назначение ограничено служебной целью – создавать общий фон определенной атмосферы и настроения.
Думаю, что каждый сам ответственен за степень серьезности своего отношения к иконе, но если мы внутренне не согласны на такое снижение задачи иконного образа, есть необходимость вернуться к его изначальному церковному пониманию, как пространства, в котором видимо существует Первообраз. Для этого и нужно выявлять и акцентировать традиционные художественные средства, использовавшиеся для выражения этого богословского положения. Исходя из моего опыта работы, думается, что обращение к энкаустике способно очень помочь современному церковному искусству в решении этих задач.
Главное для иконописца не забывать, что иконы всегда писались и пишутся для живых людей. Каждое поколение по-своему заново переживает истины Евангелия и выделяет для себя те или иные моменты как самые близкие и насущные, убеждаясь на собственном опыте, что только там «Путь, Истина и Жизнь». Поэтому развивается и сакральное искусство, которое всегда есть актуальный, животрепещущий разговор современника с современниками на самые главные темы жизни.
Образ Христа Пантократора с иконой свв. Бориса и Глеба
Размышления о технологии создания образа и о мастерстве Архимандрита Зинона
Достойно радости, что в среде искусствоведов появился заказ (а значит, есть и востребованность) на статью, посвященную технологии работы над иконой и отношению к технологии у виднейшего современного иконописца – архимандрита Зинона (Теодора). Этот факт заставляет вспомнить о том, что для искусствоведения важны не только собственно эстетические критерии и связанные с ними проблемы. Существует осознание того, что сила произведения соотносится, среди прочего, и с тем, как именно, какими средствами, в какой последовательности оно исполнено, каковы закономерности в применении тех или иных материалов и последовательности этапов создания произведения.