Обернувшись и следя за обоими, я судорожно сжимал руль; машина прыгнула назад. Датч уже не мог остановиться Он мчался во всю прыть, вероятно, с одной мыслью в голове: "Достать Скотта". Я видел, как он вскинул перед собой руки и как его рот раскрылся в крике, потом он шмякнулся о багажник моей машины со звуком, от которого мне стало не по себе. Однако я не остановился Я продолжал ехать, пока Флем не издал жуткий вопль почти бабьим голосом. Во второй раз послышался глухой удар, и вопль прекратился.
Я ухитрился остановить машину, не скатившись с дороги и не заглушив мотор, переключил передачу и медленно поехал вперед. Два помятых неподвижных тела лежали в десяти футах друг от друга на дороге.
Я оставил их там.
Глава 18
Очень тихо и осторожно я добрался до Малхолланд-Драйв, удалившись, насколько мог, от типов, привезших меня сюда, чтобы прикончить. Остановившись, я открыл бардачок и обнаружил там свой револьвер, хотя искал другое. Мне нужен был нож или что-то острое, чтобы освободить от веревок руки и ноги.
Ножа не было, но я нашел отвертку с достаточно острым концом, чтобы разодрать веревки. Наконец я избавился от пут, нормальное кровообращение начало восстанавливаться, и в моих руках и ногах запульсировала боль.
Все тело болело, горело и было покрыто кровоподтеками во многих местах. Левое плечо онемело, саднил левый бок, на котором я ободрал кожу при прыжке из машины. Руки мои тоже были ободраны, челюсть ныла, голова раскалывалась, а новый габардиновый костюм пришел в полную негодность. Но я был счастлив, ибо был жив.
Я нашел какие-то тряпки и тщательно обтер задний бампер машины. Потом посидел немного, наслаждаясь сигаретой. Докурив, я сунул мой тридцать восьмой в кобуру, включил скорость и поехал в Голливуд - в полный очарования и развлечений Голливуд.
Я был в довольно плачевном состоянии, и, если я собирался и дальше крутиться на этой чертовой карусели, мне необходимо было подзаправиться. Я подъехал к одной из закусочных "Карпентер" на открытом воздухе и припарковался с края, где бы я не бросался в глаза.
Девушка в ловко пригнанной униформе подошла взять заказ. Когда я повернул к ней лицо, у нее отвисла челюсть и вытаращились глаза. Тут я вспомнил, как, должно быть, выглядят мое лицо и одежда.
Я постарался изобразить естественную улыбку и пояснил:
- Летающая тарелка. Ничего особенного. Принесите мне сандвич с бифштексом и бутылку пива.
- Да, сэр. С луком?
Мне это показалось забавным - мне ли беспокоиться о запахе изо рта?
- Ага, много луку.
Она уже поворачивалась, когда я ее остановил:
- Еще одно: у вас найдется газета? Да, и поторопитесь. Я очень спешу.
Достав пятерку из бумажника, я протянул ее и сказал, чтобы она оставила себе сдачу как компенсацию за быстрое обслуживание.
Она улыбнулась и пообещала:
- Я все сделаю бегом. Какую газету?
- Ту, что с фотографией на первой странице. Она поняла, что мне надо. Ее улыбающийся рот порочно скривился в уголках. Но тут ее взгляд упал на пулевое отверстие в ветровом стекле, и все повторилось сначала: улыбка исчезла, челюсть отвисла, а глаза вытаращились.
- Не обращайте внимания. - Я кивнул на дырку, причем моя шея явно заскрипела. - ФБР.
- Да, сэр. - Она поспешно удалилась.
Через минуту она вернулась с газетой. Я пролистал ее, пытаясь обдумать ситуацию, пока официантка не принесла еду. Я тут же отъехал из опасения, что она позвонит в ФБР и сообщит, что здесь находится их спецагент в жутком состоянии.
Поскольку мне и самому было неизвестно, куда я так тороплюсь, я запарковал машину под уличным фонарем и с жадностью проглотил сандвич. Потом, потягивая пиво, стал размышлять над событиями двух последних дней. Я взглянул на часы: стекло разбито, но, как ни удивительно, они продолжали идти и показывали одиннадцать. Примерно в это время две ночи назад я услышал жуткий вопль с верхней площадки лестницы в особняке Фелдспена в разгар костюмированного бала. Многое случилось за прошедшие сорок восемь часов, а я все еще не имел ни малейшего понятия об убийце.
При каждом движении я, казалось, вновь ощущал боль, и чем больше я думал о полученных мною ударах и ссадинах, тем сильнее закипал. И чем чаще я вспоминал Брэйна и его грязный рэкет, тем в сильнейшую ярость впадал. И хотя я был чертовски раздосадован, голова моя была ясной, и мне вдруг подумалось, что не стоило оставлять Датча и Флема валяющимися на краю темной дороги, как пару мертвых золотых рыбок.
Поэтому я подъехал к другой забегаловке под открытым небом, увидев там в углу, возле автостоянки, телефонную кабину, и припарковался вплотную к ней, чтобы не светиться в толпе, как нечто забытое похоронным бюро. Найдя монетку, я набрал 1-4057 - номер, записанный Мэйсом на спичечном коробке утром у его бассейна.
Ответил сам Мэйс.
- Хэлло, Мэйс? Здесь Шелл Скотт.
- Что? - взревел он. - Ты где, черт тебя побери?
- Я не покойник и не валяюсь в канаве, как тебе хотелось бы.
Прошла пара секунд, прежде чем он снова заговорил:
- О чем ты, Скотт? Что за идиотские шуточки?
- Идиотские?
- Идиотские, идиотские.