Телемак

Медленно следовала за ним дружина пилиян, опустив копья, потупив глаза и слезы роняя. Костер загорелся, тело истлело, пепел собран в золотую пеплохранительницу, и Телемак вручил ее, как сокровище, Каллимаху, наставнику Пизистратову. «Возьми, – говорил он ему, – печальный, но драгоценный остаток столь тебе милого юного друга, сохрани его для отца, но ожидай, пока он сам пожелает увидеть прах любезного сына. Горесть находит в свое время отраду в том, что безвременно растравляет ее».

Потом Телемак прибыл в собрание союзных царей. Все смолкло, как только он показался. Общая тишина привела его в краску, он сам остановился, безмолвный. Скоро затем поднялся со всех сторон клик в похвалу его подвигов, он желал скрыться и в первый раз пришел в замешательство, просил наконец собрание избавить его навсегда от похвал. «Я не бесчувственен к похвалам, – говорил он, – особенно от столь достойных судей добродетели, но боюсь пристрастия к ним. Они – яд для человека, наполняют его самолюбием, мечтами и гордостью. Надобно заслуживать их, но и бегать от них. В самой невинной хвале есть близкие к неправде оттенки. Лесть сплетает похвальные песни злейшим мучителям. Но в такой хвале кто найдет удовольствие? Лестна хвала не в глаза, когда я так счастлив, что ее заслуживаю. Если вы почитаете меня истинно добрым, то не отнимайте у меня скромности, незнакомой с тщеславием. Если имеете обо мне доброе мнение, то пощадите меня и не хвалите как человека, звуком похвал оглушаемого».

Многие и затем до звезд еще превозносили его, но он скоро остановил клики молчанием и равнодушием: боялись навлечь на себя его неудовольствие. Прекратились похвалы, но не удивление. Все были свидетелями, с каким умилением он оплакивал Пизистрата, с какой любовью отдал последний долг юному витязю, и излияния доброго сердца трогали более, нежели все чудеса его разума и храбрости. «С умом возвышенным и с мужеством, – говорили втайне, – он друг богов, выше смертного, герой нашего века. Но великие качества только удивляют. Он человеколюбив, добр, друг верный и нежный, сострадателен, великодушен, благотворен, предан всей душой тем, кого любит, отрада друзей, и нет в нем ни спеси, ни холодной, гордой наружности. Вот что в нем мило, что пленяет, привязывает к нему каждого сердце, что дает цену всем его доблестям, за что каждый из нас готов отдать за него последнюю каплю крови!»

Все потом стихло, и собрание приступило к рассуждению о необходимости избрать царя дониянам. Большая часть вождей полагала разделить Донийскую область по праву завоевания между союзниками. Телемаку назначали плодоносную землю Арпийскую, приносящую два раза в год богатые дары Церерины, сладкие Вакховы грозди и всегда зеленый плод посвященного Минерве масличного дерева. «Обладая такой землей, – говорили ему, – ты скоро забудешь бедную свою Итаку с ее хижинами, и дикие утесы дуликийские, и дремучие дебри закинтские. Перестань искать отца и матери и отечества: отец, без сомнения, погиб в волнах у мыса кафарского – жертва мести Науплиевой и гнева Нептунова, мать по разлуке с тобой давно отдала руку не тому, так другому искателю, а отечество – как сравнить бедный угол земли с уделом, который мы предлагаем тебе?»

Терпеливо он слушал эти речи, но гранитные скалы во Фракии и Фессалии не столь глухи к жалобам отчаянных любовников, сколько Телемак был бесчувствен ко всем предложениям. «Не льстят меня, – отвечал он, – ни богатства, ни прохлады роскоши. Какая польза владеть обширным пространством земли и многочисленным народом? Более от того скорбей, но не свободы. Для умеренного, мудрого человека довольно в жизни несчастий и без тревожной заботы правления другими людьми, непокорными, строптивыми, коварными, несправедливыми, неблагодарными. Кто властвует по самолюбию, ищет только преобладания, удовольствий, собственной славы, тот бич рода человеческого. Но кто хочет управлять людьми по истинным правилам, с единственной целью их счастья, тот не владыка, а пастырь народа, трудам его нет ни предела, ни меры, и он далек от желания распространять свое владычество. Пастух, который бережет свое стадо, защищает его от волков с опасностью для собственной жизни, ищет для него пажитей, не дает себе покоя ни днем, ни ночью – такой пастух не захочет умножать своего стада соседскими чужими овцами: тем он только умножил бы свою заботу. Я не был главой правления, – продолжал Телемак, – но знаю из законов и от мудрых законодателей, как трудно управлять городами и царствами. Довольно для меня моей бедной и малой Итаки, довольно и славы, которую могу снискать на родине, если буду царствовать справедливо, неукоризненно и мужественно. Но боюсь, чтобы и там этот жребий не пал на меня слишком рано. О, если бы отец мой, спасшись под кровом богов от ярости волн, возвратился в отчизну и царствовал до глубокой старости, а я мог от него еще долго учиться побеждать свои страсти, чтобы со временем управлять страстями народа».