Любовь Степановна за двадцать лет общения с чиновниками знала эти штучки, когда положительную резолюцию пишут разным цветом так, что исполнители знают – срочно, не очень, не обязательно.
Конечно, она не знала, как будет в этом случае, но интуитивно испугалась:
– А сколько ждать – то?
И тут молчавший до сих пор Ваня, посмотрев Голубеву в глаза, промолвил:
– Надо спросить.
Ручка зависла над бумагой.
– Надо спросить, – повторил Ваня, не отводя взгляда в сторону.
Опытный аппаратчик, многолетний руководитель, умеющий, владеть собой в любой ситуации, скрывать свои чувства и не проявлять симпатий – антипатий, вдруг проявил в лице гамму эмоций. Он сморщился, прищурился, слегка мотнул головой, словно стряхивая что-то, глубоко вздохнул и снова стал непроницаем.
Глава администрации положил ручку на стол, нажал кнопку селекторной связи «жилищный комитет».
– Слушаю, Андрей Сергеевич, – раздался женский голос по громкой связи.
Любовь Степановна изумленно смотрела на Ваню, а тот, не мигая, смотрел в лицо руководителя.
Голубев изменился, с лица спала полуулыбка, появилась заметная напряженность.
– Антонина Павловна, а где Юрий Петрович?
– Так в отпуске он, третий день…
– Ах да, закрутился я, забыл… вот что… когда очередная жилищная комиссия?
– Теперь уж в сентябре, все в отпусках.
Глава хотел что-то сказать, но натолкнувшись на тот же взгляд Субботина, повысив голос, твердо распорядился:
– Через неделю, не позже, собрать жилкомиссию. Сейчас вам принесут материалы. Субботину, он сирота из детского дома, изыскать положенное жилье.
– И…?
– А что есть в резерве?
– Общежитие, коммуналка…
– Однокомнатную!
– Андрей Сергеевич, все распределено…
– Да знаю, – с досадой перебил Голубев, – разумеется не из распределенных, найдите, я сказал, из резерва. Если и там нет, срочно проверьте по сигналам жилконтор о пустующих квартирах…
На попытку возразить, он резко заметил:
– А гастарбайтеры в каких квартирах обретаются… без регистрации… жилье брошенное, без хозяина…
– А кому нужна такая, на первом этаже?
Голубев посмотрел на Субботина – тот кивнул в знак согласия.
– Ладно, пойдет… неделю на комиссию и еще неделя на оформление решения и ордера… все!
Он взял ручку другого цвета и размашисто написал «Срочно подобрать однокомнатную квартиру».
Когда Назарова и Субботин вышли на улицу, она прошептала:
– Ванечка, это ты… так заставил… как у тебя это получилось?
Ваня пожал плечами и ничего не ответил, а когда вернулись в детский дом, он, будто вспомнив, сказал:
– Мама Люба, восемьдесят пять – это минимум, тебе еще только сорок, не беспокойся, все будет хорошо.
Август пролетел, как одна неделя, слишком много было хлопот: получив ордер и ключи, за неделю сделали своими руками простейший ремонт – побелку, оклейку обоев. Затем купили портативный телевизор, радиоприемник, электрочайник.
В середине сентября курьер военкомата вручил Субботину повестку о явке по призыву 22 сентября. Оставшиеся дни в сумасшедшем темпе и с напором Назаровой удалось прописать Ваню, оформить генеральную доверенность на Любовь Степановну, заключить договор с агентством о сдаче квартиры в аренду с октября.
Назарова и Ваня решили сдавать жилье под ее контролем, а полученный доход аккумулировать на его счету, что бы через два года у него был какой-либо капитал для новой жизни.
Накануне явки на сборный пункт Ваня, уставший до предела, но с хорошим настроением от завершения всех проблем, лег на диван и мгновенно отключился.
Видел он себя во сне: лежит на диване, а в комнате что-то происходит. Какие-то слабого свечения волны пронизывают помещение, меняя цвет – бледно-голубой, розовый, зеленоватый. Два полупрозрачных сиреневых силуэта перемещаются, то приближаются к нему, то останавливаются в метре от него, отплывают и вновь застывают рядом. Ему казалось, что эти призрачные существа касаются его головы, вызывая ощущения легкого покалывания в висках. Вдруг волны исчезли, сиреневые ореолы растаяли.
Ваня проснулся с тяжелой головой. Посмотрел на будильник – спал всего пять часов. Прошел в ванную, включил свет, повернул кран в умывальнике и взглянул в зеркало.
На него изумленно смотрел, чем-то знакомый, но совершенно неизвестный дядька лет пятидесяти, с коротким седоватым бобриком, держащий в руке зубную щетку. Ваня качнул головой, сделал движение щеткой и понял, что в зеркале отражается он сам – Ваня Субботин. Он же все понимает, чувствует, видит. Вот только никак не может понять, что произошло с ним, как это за одну ночь постарел лет на тридцать.
Он ли это, пронеслось в голове, оглянулся – никого нет. Раз это я, подумал Ваня, и никого рядом нет, тогда кто же повторяет его движения в зеркале? Он не заметил, что этот вопрос был им произнесен вслух, тихо, почти шепотом. Так же тихо прозвучал в голове ответ: я, это я. Ошарашенный, Ваня завернул кран и осмотрелся, что еще изменилось. Предчувствие не обмануло – квартира почти та же, но не совсем.