Телесная психология: как изменить судьбу через тело и вернуть женщине саму себя

Кажется, впервые мир узнал об этом чуде от Джозефа Пирса, известного психолога и антрополога, написавшего целую серию книжек про воспитание детей и пр. В одной из них он привел поразительное свидетельство некоей американки Джейн Макеллар, которая и рассказала автору эту удивительную историю. В Уганде ей довелось наблюдать, как носили младенцев тамошние мамки. Ну, вы представляете, что такое Уганда, верно? Дикие люди! Племена. Так вот, женщины носили там детей спереди в своеобразном кенгурятнике. Понятно, что ни о каких памперсах и пеленках речь не шла. Просто тряпичная конструкция. И эту конструкцию дети умудрялись не обписывать и не обкакивать. Потому что женщины вовремя вынимали их ровно тогда, когда ребенок хотел пи-пи или ка-ка. За минуту до «катастрофы».

– Как вы угадываете, когда младенец хочет в туалет? – спросила потрясенная американка.

Но диалога не получилось. Не менее удивленные туземки ответили вопросом на вопрос: а вы что – не умеете этого чувствовать?

Да. Белые люди за века цивилизации потеряли такую способность – знать и чувствовать, когда ребенок хочет писать, какать, кушать, когда он орет от газов в животике, а когда от скуки. А вот, например, в Гватемале, где носили детей так же, как в Уганде, если ребенок обписывал или обкакивал мамку, такая мамка считалась плохой матерью и просто глупым человеком.

Кроме того, Пирс ссылается на другого автора – американского антрополога Колина Тернбулла, который в дождевых лесах Конго исследовал местных пигмеев-бамбути. И обнаружил у них тот же феномен сверхчувствительности матери к внутренним позывам не умеющего говорить младенца.

Эту незримую связь матери и ребенка и назвали бондингом.

Мы эту способность утеряли, как уже было сказано. И знаете, почему? Потому что десятилетиями наша цивилизация разрывала нас с нашими детьми. Разрывала с самого начала. Это ведь относительно недавно стали класть новорожденного ребенка на грудь только что родившей матери. А советская акушерская традиция была принципиально иной – новорожденного сразу отнимали у мамки, пеленали и уносили хрен знает куда, наверное, строить коммунизм… Считалось, что маме нужно «отдохнуть» после родов.

А то, что для ребенка, который только-только пережил процесс рождения, мощные перепады давлений и перемену самой среды обитания – с водной на воздушную, это был тяжеленный стресс, никому и в голову не приходило.

Младенчик привык слышать стук сердца матери, плавая в ней. И вдруг – ужас, свет, холод, огромность окружающего пространства и отсутствие привычного теплого уюта. Шок! От кого в этот момент ребенок природно ждет защиты? От того единственного, кого он знает – от мамы, которая до этого была для него всей вселенной. И, прижав еще мокрого младенца к теплой груди, как это делают все приматы, дав ему послушать стук своего сердца, мама утешает его и примиряет с его новым непривычным положением после тяжелейшего стресса. И ребенок сразу чувствует себя в безопасности.

А если его унесли от мамы – он в неутешаемом ужасе. А значит, его сразу же направили в жизни по неправильному вектору. И у нас целая страна была такая – с первого вздоха травмированных…

Итак, ребенку в первые секунды жизни нужен тот набор сенсорных ощущений, который и формирует бондинг – тепло маминого тела, стук ее сердца, запах мамы. Тактильность для приматов суперважна, потому что первое время их (наши) детеныши проводят (должны проводить), плотно прижавшись к маме – вцепившись в мамину шерсть. Шерсть мы с вами, подруги мои дорогие, к сожалению, потеряли, но рефлекс цепляния у наших младенчиков остался – прямо с рождения они, вцепившись пальчиками, могут выдержать собственный вес. Это наш видовой признак.

Принадлежи мы к какому-нибудь другому виду, тактильность, тесный контакт с мамкой был бы менее важен, но мы не овцы и не рыбы. Кто и как защитит мелкого примата от ужасов и превратностей огромного мира? Только мама, и только когда ты с ней в тесном контакте – висишь на теле. Вот только в этом положении младенец чувствует себя в безопасности. Потому при малейшей опасности обезьяныш летит к мамке и в нее вцепляется.

Людям цивилизованным с этим сложно. Нас с ребенком разделяют одежда, пеленки, памперсы и тысячи социальных условностей и установлений. Нам нужно работать, нам нужно смотреть телевизор, нам нужно стоять у плиты или пылесоса. Ясли. Детский сад. Школа. «Не ори!», «Заткнись!», «У меня от тебя сейчас нервы лопнут!».

Мы давно живем не в природе. Мы живем в искусственной среде – техносфере. И можно ли в этих условиях стать идеальной мамой? Или хотя бы приблизиться к идеалу? И что такое идеальная мама? Да, нам нужно это объяснять! Самке обезьяны этого объяснять не надо. А цивилизованной самке без шерсти – надо.

Объясняю! Идеальная мама – та, которая может принять своего ребенка в любом состоянии, с любым набором качеств и эмоций.