Television Romance

Ханыль взял гитару в руки, а Чхве потянулся за акустической гитарой и расположил её у себя на бёдрах. Кван поставил пальцы в том же самом аккорде и провёл по струнам; звук не был чистым, но уже был лучше, чем тогда на акустической гитаре в гараже. Брюнет сделал то же самое на своей гитаре – звук всё ещё был гладким. Ханыль насупился.

– Это только тренировка и отработка, – пожал плечами Кёнсун.

Кван раздосадовано выдохнул и закивал. Снизу послышался голос Кёнсуновой матери, и он поджал губы и ушёл её провожать. Поцеловав женщину в щёку, потому что успел почистить зубы и больше не боялся за запах, Кёнсун улыбнулся ей и закрыл дверь, на пятках поворачиваясь лицом к лестнице, ведущей наверх. У него спёрло дыхание, и он планировал немного расслабиться с помощью коктейлей, всё ещё размышляя по поводу своего доклада. Он был не совсем уверен, начать ли ему делать его тут же, или всё-таки отложить до ухода Ханыля и просидеть над ним полночи.

Кёнсун вернулся в комнату, где Ханыль всё ещё пытался сделать звучание баррэ чистым, и плюхнулся в свой стул, откидывая голову назад. За окном рыжел закат, огнём опаляя комнату парня, и с улицы приятно пахло осенней листвой, ветер покачивал тонкую вуаль занавесок. Кёнсун кусал губы, размышляя. Он не знал, чем занять Ханыля, ведь у него не было даже приставки, и всем, что он мог ему предложить, была его компания и неинтересные диалоги, хотя тот и без него прекрасно справлялся. Кёнсун усмехнулся, когда очередное баррэ оказалось провальным, и блондин рухнул спиной на кровать.

– Если тебе и вправду так хочется научиться, я могу дать тебе свою классику на время. Научишься на ней и потом вернёшься к акустике.

– Я хреново учусь, – признался Ханыль, жмуря глаза от падающих на них лучей. – На самом деле, я самый отвратительный ученик на планете, потому что сейчас вот я сижу с этим, но пара попыток и я забью.

Кёнсун покачал головой. Он встал и подошёл к своему плательному шкафу, в обувных коробках в котором прятал бутылки с коктейлями. Это были дурацкие коктейли, типа сидра или фруктового пива, но они не были такими горькими, так что Кёнсун их очень любил. Две прозрачные бутылки с розоватой жидкостью оказались на столе. Кёнсун протянул лежащему на его кровати парню стакан с соком и велел выпить его содержимое. Тот сделал это за глоток и рухнул обратно на постель, всматриваясь в цветные фигурки оригами, подвешенные на скотч и нитки к потолку.

Первые стаканы были высушены за мгновенье ока; Кёнсун налил им по ещё одному, пока из компьютерных колонок тихо играла музыка. Это был последний альбом The 1975, песни Кёнсуну нравились не все, но он не успел его послушать полностью. Он читал состав коктейля, болтая одной ногой на другой; Ханыль, так и продолжая глазеть на бумажные фигурки, тихо сказал:

– Ты ведь не панк, да?

– Моя комната похожа на комнату панка?

– Больше похоже на комнату самого обычного подростка, – Ханыль приподнялся на локтях, и Кёнсун перевёл на него взгляд, и волосы того были в милом беспорядке. – Я думал, что лидеры инди-рок-групп предпочитают чёрные обои и дэд-металл, но единственное, что здесь «дэд» – это тот несчастный фикус.

Кёнсун усмехнулся. Даже он не знал, что это был фикус.

– Я просто люблю музыку. Я люблю самовыражаться через неё. Повседневный я и Кёнсун, который на сцене, два разных человека.

– Да, это точно, – он закивал, выпрямился и потянулся за стаканом, чтобы сделать ещё два больших глотка. – Ты украл это на вечеринке в сестринстве? Отвратительно сладко. Мне нравится.

Ханыль по-хозяйски повесил обе гитары на крючки и плюхнулся обратно на кровать; Кёнсун думал, что, если не опускать глаза на вызывающие голубые драные джинсы с гладкими ногами в зияющих дырках, то, в принципе, Ханыль выглядел по-домашнему уютным.

– Кто этот парень? – Ханыль пальцем указал на фотографии над столом. – Это тот самый… Сокхван, кажется?

– Угу, – кивнул Кёнсун.

Он прочистил горло и осушил в три глотка второй стакан целиком. В голове приятно мысли затянулись лёгкой дымкой, воздух вокруг стал будто мягким, и Кёнсун лениво растянулся на стуле, и его футболка чуть задралась, оголяя подтянутый худой живот.

– Он твой парень?

– Нет, – Кёнсун усмехнулся. – И не был им. Это друг.

– Френдзона? – спросил просто Ханыль.

Кёнсун ногой крутанул стул, чтобы взглянуть на парня, который расслабленно лежал на его кровати, подперев голову рукой. У него уже были красные щёки и немного затуманенный взгляд. Песня The 1975 была отвратительно грустной.

– Ага. Да, – Кёнсун поджал губы. – Мы дружим уже больше десяти лет. Два года назад я понял, что влюбился в него. По уши. Просто кошмар. – Кёнсун грустно улыбнулся, ковыряя пальцами подлокотник кресла. – Он гетеро, у него есть девушка, и они вместе учатся в Вашингтоне.