Тело черное, белое, красное

– Я поняла, что не Мариенгофа, – мгновенно вспыхнув, проговорила Зинаида.

– И вот – читает Володька актерам пьесу, – продолжил он, словно не заметив реакции жены, – причем, заметь, это – крупнейшие немецкие актеры…

Официант поднес к их столику глиняные горшочки с дымящимся супом.

– Прошу… Уха с расстегайчиками…

– Отлично! – Мейерхольд, потирая руки, придвинул горшочек и, наклонив голову, будто принюхиваясь, взял очередной кусок хлеба и ложку. – Так вот. Читает Володька первый акт, когда Рогозин рассказывает князю Мышкину, что валялся он пьяный ночью на улице в Пскове – и собаки его объели… – Мейерхольд с удовольствием начал есть обжигающую уху. – Только прочел – глядит, немцы все от смеха покатываются… Спрашивает, в чем дело? Отвечают – перевод, мол, плохой, публика смеяться будет. "Чего смеяться-то?" – злится. "А вот насчет собак очень смешно! Как собаки могли этого самого Рогозина покусать, когда они все в намордниках по улицам ходят?!"

Зинаида с недоумением посмотрела на мужа.

Ирина, торопливо поднеся мундштук к губам, с трудом сдержала улыбку.

– Нет, Зиночка, ты представь только, – Мейерхольд, оторвавшись от еды, весело продолжил рассказ, – пришлось ведь это место – вы-черк-нуть! Чтоб немцев не веселить…

Райх меланхолично отломила кусочек расстегая.

– Не знаю, Сева, что здесь смешного. Выкидывать из Достоевского куски – преступление! – произнесла она наставительным тоном. – И собаки на улицах без намордников – преступление! Собаки, Сева, всегда должны быть в намордниках. Чтоб знали свое место. – Со скорбным видом положив отломленный кусочек пирога обратно на тарелку, она неожиданно улыбнулась. – Всевочка, прекрати корчить рожи! Ты просто невыносим! – рассмеявшись произнесла Зинаида.

– Ура-а!! Мы победили!! – Мейерхольд несколько раз подскочил на стуле, размахивая, как саблей, ложкой над головой. Райх с нежностью посмотрела на мужа, как любящая мать на расшалившегося ребенка.

"Сразу видно – счастливая женщина" – отводя глаза и стряхивая пепел с папироски, подумала Ирина и, только сейчас обратив внимание на то, что не слышит музыки, повернула голову в сторону рояля, встретившись взглядом с пианистом, который задумчиво смотрел на нее, словно пытаясь заглянуть в душу. Его руки с длинными красивыми пальцами на мгновение замерли над клавишами, и, слегка откинув голову, он заиграл Шопена. Любимый ноктюрн Ники.

" Сколь удивительными свойствами наделена музыка… – думала Ирина, опустив, словно занавес, глаза и отдаваясь волшебным звукам. – Она может ласкать, мучить, погружать в воспоминания или, хотя бы на время, избавлять от них, помогает выжить и способна убивать. В каждом человеке с самого рождения живет его собственная мелодия, о которой он порой и не подозревает, и эта мелодия может быть живительной или разрушительной, как "да" и "нет", как черные и белые клавиши рояля. Магические знаки, разбросанные по нотным линейкам, возможно, одна из самых больших тайн, еще не разгаданных человечеством. Музыке не интересны люди. Ей интересны их души – если они способны вступить с ней в молчаливый диалог".

Шопен с новой силой напомнил о себе. Звуки обволакивали, закручиваясь вокруг Ирины в невидимый кокон…

Зинаида Райх, бросив взгляд на сидящую за столиком напротив красивую женщину, самозабвенно слушающую музыку, вздохнув, подумала: "Сразу видно – счастливая…"

20

Хрустящий мелкий гравий под ногами. Приторный аромат жасмина. Изящный изгиб реки. Желтые леденцы одуванчиков, щедро рассыпанные на зеленой скатерти еще влажной от росы травы. Березовая роща на холме, освещенная мутным утренним солнцем. Далекий голос меланхоличной кукушки. Сонная ворона, задумчиво взирающая с головы безрукой мраморной нимфы на суету воробьев около лужи. Церквушка без креста с надписью "Склад инвентаря". Кумачовое полотно с огромными белыми буквами: " Коммунист не имеет права болеть!", растянутое над входом в особняк с облупившимися колоннами.

– Товарищ, как пройти к главному врачу?

– Прямо по коридору – и направо. И запишите фамилию в книге посетителей!

– Гражданочка, не ступайте по ковру! Идти надобно у перилов рядом с ковром. На то и перилы, чтоб рядышком идти, а не посередке. Ковров на всех не напасешься!

– Эй, товарищ гражданка, наденьте тапочки! У нас – борьба за стерильность!

– Товарищ, к главврачу надо записываться за два дня. И что, что далеко? Приехали, записались, через два дня снова… Василь Василич, я гражданку не пускаю, а она…

– Как говорите фамилия? Ракелов? Вы, собственно, кто? Родственница? Только узнали? Издалека приехали? А… Да… Совсем в параличе. Не разговаривает, но вроде все понимает. Ну, хорошо. В виде исключения. Проходите, но недолго. Маша, проводите к Ракелову.

– Он сейчас на веранде… У него ванны из кислородной среды.

– Маша, это называется "воздушные ванны", сколько раз…

– Следуйте за мной, гражданка. Аккуратно. Не заденьте. Не опрокиньте. Направо. Налево. Вот в эту стеклянную дверь. Проходите. Он один лежит с той стороны. Остальные – на солнце. А ему нельзя. Мозговой удар. Сколько вам времени выделить? Полчаса? Выделяю. Не за что.