Тело черное, белое, красное

– Ну, а я что говорю? Долго еще ждать-то будем? Селедочку с лучком не забудь! – пророкотал он вслед официантам, трусцой устремившимся в сторону кухни.

Только сейчас, оказавшись за одним столом с Мальцевым и Тушкевичем, Ирина поняла, для чего ей было нужно высиживать сегодня на собрании, слушая однообразные речи советских товарищей. Пока ее гости опустошали графинчик с водкой и поедали закуску, она непринужденно рассказывала им о проблемах борьбы американского трудового народа, в том числе и чернокожего, за освобождение во всемирном масштабе и насущной необходимости правдивого освещения в газетах жизни трудящихся в первом государстве победившего пролетариата.

Через полчаса Мальцев удовлетворенно откинулся на спинку стула, снисходительно поглядывая на Тушкевича, который все еще никак не мог справиться с последним кусочком селедки, пытаясь извлечь из него тоненькие косточки. Ирина, все это время говорившая, удивилась, как легко, при помощи услышанных сегодня на собрании слов, штампуются округлые бесконечные фразы, похожие на таинственные заклинания, которые, проникая внутрь, окутывают мозг дурманящей пеленой, завораживают, подобно равномерно покачивающейся дудочке заклинателя змей, незаметно разрушая способность размышлять и анализировать.

– Вот ты, Зинаида, говоришь, герои, герои… – Мальцев будто вовсе и не слышал, о чем говорила Ирина. Достав папиросу, он легонько постучал ее концом по пачке, шумно продул и с удовольствием закурил. – А ведь нас, таких героев, – Мальцев закашлялся дымом, а потом вдруг, поднеся ко рту руку с татуировкой, звучно чихнул, – вся страна!

Ирина, доставая блокнот и ручку, не смогла сдержать улыбки, заметив, как круглолицый официант, испуганно косясь на важного гостя, со всех ног бросился к горшку с фикусом и выволок его прочь из зала.

– Петр Петрович, если не возражаете, я буду кое-что записывать для памяти.

– Возражений не имею, – важно согласился он.

– Вы с товарищами своими боевыми когда и где познакомились? – приготовилась записывать Ирина.

Мальцев, усмехнувшись, повернул голову к Тушкевичу.

– Санек, ты чуток помоложе будешь, память у тебя свежее: мы когда в первый раз познакомились?

– Тушкевич, справившись, наконец, с селедкой, торопливо проглотил последний кусочек и, напряженно соображая, закатил глаза к потолку.

– Чего, Петр Петрович, кажись, с осени семнадцатого, да?

– Молодец, Санек, помнишь! – похвалил его Мальцев. – С него самого. Мы, Зинаида, при помощи городовых познакомились.

Ирина удивленно вскинула глаза. Тушкевич, захихикав, радостно закивал и, оглянувшись по сторонам, пояснил:

– Мы тогда с товарищем Серегиным…

– Ну, это тот, который в Париже, – прервав его, пояснил Мальцев.

– …по поручению солдатского комитета помогали сознательному населению по адресочкам ходить и бывших городовых по квартиркам отыскивать. Инициатива такая пролетарская была. Они – бывшие прислужники царизма и буржуазного Временного правительства – попрятались все, вот мы их из их собственных норок-то, в которые они забились, и доставали. – Он замолк, поглаживая себя по волосам. – Да-а… Было дело… Мы их и из шкафчиков, и из-под диванчиков… Как крыс… Женки их да дети за ноги нас хватали, не трожь, мол, папку, а мы говорим – для кого папка, а для кого – прислужник царского режима. Одного такого поймали вечерком и в комитет повели, а как раз на этой самой улице, Петр Петрович, – указал он рукой в сторону Мальцева, – вместе с другими революционными матросами, которые сразу на сторону революции перешли, у костра грелся. Говорит нам, куда ведете-то, все одно: одна ему мера высшей революционной защиты – расстрел то есть, чего зря время терять да патроны тратить? – он с восхищением посмотрел на бывшего матроса. Ирина, внутри которой все сжалось от предчувствия, опустив глаза, открыла портсигар и достала папироску. Заметив неодобрительный взгляд Мальцева, разговорившийся было Тушкевич осекся, пробормотав еле слышно: – Большой костер у них был…

За столом воцарилось молчание. Мальцев, покашляв, поискал глазами официанта.

– Эй, братец, ты чего опять столбом– то стоишь? Подь сюда. Водки еще неси. И огурчики. И селедочку с лучком и картошечкой повтори! Эх, селедочка, – оживился он, – с лучком да с маслицем! Ничего нет лучше – да под водочку! – Ирина заставила себя улыбнуться.