Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла)

Мы сели в гольф-кар, Шерил надавила на газ. Узкие извилистые дорожки окружали дома на колесах и автофургоны, стоявшие впритык друг к другу и украшенные горшками с растениями и всякими безделушками вроде табличек «Жизнь коротка, тусуйся голым!» или «Осторожно: менопауза». Как минимум двести человек жили здесь постоянно, а еще 1600 приезжали на выходные. Все это выглядело как летний лагерь для взрослых со множеством развлечений: теннисные корты, пиклбольные [56] площадки, арт-мастерская «Банда голых спиц», кафе, комната отдыха, спортзал, крытый бассейн для водного волейбола и открытый плавательный бассейн, который был конечной точкой тура. «Обычно надо приходить к шести утра, чтобы найти свободный шезлонг, — сказала Шерил, посмотрев на небо. — Но не сегодня».

Шезлонгов было больше двухсот. Заняты были только два.

Из-за погоды она разрешила нам быть частично одетыми. Меня расстроила ее готовность идти навстречу гостям. «Развлекайтесь», — сказала Шерил и пошла обедать в Солнечное кафе.

Мама, пытаясь скрыть радость, накинула гигантский белый халат и легла на шезлонг. Не имея застежек и будучи одеждой, которую носят до или после душа, халат создавал иллюзию, будто мама едва одета, но на самом деле на ней было в четыре раза больше одежды, чем обычно. Заметны были только ее большие пальцы ног и глаза. Но я оставалась непоколебима. Я испытаю все прелести нудистского курорта.

Я разделась. У меня не возникло таких же проблем, как несколько месяцев назад перед топлесс-велопробегом по Нью-Йорку, хотя я не удивилась бы, если бы они повторились. Следует сказать, с тех пор мое тело заметно изменилось.

Я была на седьмом с половиной месяце беременности близнецами.

Множество тревоживших меня телесных проблем — о которых я говорила с учеными, социологами, антропологами и пользователями раздела случайного секса Craigslist — лишь обострились из-за двух плодов, поселившихся в моем животе. Раньше я думала, что у меня геморрой, но это были еще цветочки. Клянусь, теперь у меня вместо ануса был надувной круг. Мой пупок не просто торчал, а превратился в гигантский пень. На нем спокойно бы вздремнул заяц в ожидании черепахи на соревновании по бегу [57]. Моя козлиная бородка стала еще гуще, а на груди к ней добавилось несколько черных волосков — заметных настолько, что когда мы с Дэйвом недавно оказались под солнцем, он решил выдрать их, зажав между указательным и большим пальцами. От его действий я прослезилась, испытав целую палитру эмоций: шок, стыд, но и неожиданный восторг. Это было отвратительно, но в то же время деликатно и мило. Вопреки моим сомнениям, вероятно, если я когда-нибудь впаду в кому, именно муж будет лучше всего ухаживать за моей бородой.

Я расстелила полотенце на соседнем шезлонге и плюхнулась на него. Воздух был освежающим, ей-богу. «О, кит», — сказала мама.

«Что?» На секунду я подумала, что это замечание по поводу моих новообретенных пышных форм.

«Вон то облако», — показала она.

Она даже не смотрела в мою сторону. Мама снова подняла палец: «А вон крокодил, смотри-ка».

Потратив две недели на то, чтобы попасть сюда, я явно не так представляла себе происходящее: что буду лежать одна голая у бассейна, пока мама играет в тест Роршаха с облаками.

Тут в облаках появился просвет — пусть мизерный, но его хватило, чтобы нудисты покинули свои трейлеры (или где они там прячутся, пока холодно). Я была счастливее увидеть других людей, чем перестать дрожать от холода. Вышел чувак, выглядевший как байкер из «Ангелов ада»: в белой футболке под кожаной жилеткой, с огромными серебряными сережками, с бородой с проседью до груди… и без штанов. Не хотелось этого признавать, но зрелище его маленькой попки делало его на 100 % менее устрашающим. Он сел с группой других парней под навесом играть в настольные игры. Тем временем на теннисном корте упражнялся полуголый мужчина, а женщина в одном только козырьке от солнца ехала на гольф-каре к площадке для пиклбола.

Слева загремела живая музыка. Пойдя на звук, мы с мамой заметили человек пятнадцать (все разного уровня наготы), певших серенады под окнами чьего-то дома на колесах. «Это наш укулеле-джем-бэнд», — пояснила женщина справа от меня. Она била в бубен и была лишь в одном саронге.

Они пели You Are My Sunshine [58] местной жительнице, которой исполнилось девяносто. Объявление на ее доме гласило: «Приходите на торт с одиннадцати до часу».

Не прошло и часа, как вокруг бассейна отдыхали уже как минимум двадцать человек без единого элемента одежды для удобства, защиты или укрытия чего-нибудь. Два мужика братались так, будто они на шашлыках, только оба сидели голые в джакузи. «Я Эрни», — сказал первый, протягивая руку. «Герман», — ответил второй, пожимая ее. Открыв по бутылке Miller, вскоре они уже обсуждали Вьетнам. Оказалось, обоих призвали почти одновременно.

«Мне нравятся местные, — сказала мама, — не стесняются своего целлюлита».