Тело каждого: книга о свободе

Я побывала во многих разных толпах, но только один раз присутствовала при том, что можно назвать беспорядками. Это был протест в Ньюбери в 1997 году, на первую годовщину окончательного разгона лагеря. За организацией шествия следила полиция и не выпускала участников за пределы кордона. Стоял очень густой туман, и, только когда мы вплотную подошли к забору, мы увидели стройку. Местность изменилась до неузнаваемости: весь ландшафт просто вырвали с корнем и смели прочь. В земле разверзлась огромная яма, и на краю ее стоял дуб Миддл-Оак, жалкий остаток целого леса.

Наверное, картина одинокого дерева так подействовала на людей. Кто-то прорезал в заборе дыру, и мы все хлынули в нее, а за нами – полицейские на лошадях и охранники в светоотражающих жилетах. Всего внутри оказалось около тысячи людей, которые стали карабкаться на экскаваторы и подъемные краны. На мне были тигровые штаны с хвостом (простите нам вкусы нашей молодости), и я залезла на бульдозер, откуда стала наблюдать, как люди разбивали окна и поджигали вагончики рабочих. Туман так и не рассеялся, и царила странная, глухая атмосфера неистовства и отчаяния.

Как это выглядело со стороны? Что бы подумал Фрейд? Иногда сложно помнить, что тела в толпе – это индивиды, каждый со своей сложной историей и мотивацией. Австрийский писатель Хаймито фон Додерер, описывая бунт 15 июля в последней главе своей панорамы буржуазной Вены – романе «Бесы», использует толпу как пуантилистский фон для историй отдельных персонажей, чей героизм выражается в том числе в отказе от общей идентичности. Додерер сводит вместе своих действующих лиц и аккуратно подвязывает их сюжетные линии – женитьба! наследство! – на фоне чудовищного хаоса. Рассказчик как будто смотрит на события через бинокль, и для него толпа – это масса бурлящих точек в калейдоскопе, перемеженных темными пятнами трупов под лучами солнца.

Додерер недолгое время сам состоял в нацистской партии и ушел из нее ко времени написания «Бесов», но его видение толпы как неоформленного зародыша перекликается с фашистским отношением к массам как к сырому материалу, который нужно просеять и сформировать (Геббельс говорил, что с массами нужно работать, как художнику с краской). Стефан Юнссон в своем познавательном труде о массах в межвоенный период «Толпы и демократия» наблюдает, что фашистский путь к власти лежал через разделение тел людей на два типа масс: блок и рой, где первый – максимально дисциплинированный, организованный и на службе у государства, а второй – хаотичный, преступный, подлежащий исправлению, очистке или уничтожению, дабы избежать заражения остального политического тела.

[ К блоку относились массы, закованные в броню, обученные и вышколенные, насильственно заточенные под соответствие той или иной репрезентативной единице: солдат, армия, раса, нация… С другой стороны был рой – масса, еще ничем не сдерживаемая и не организованная, чье наличие грозило смешать между собой иерархические ячейки фашистского порядка. К нему относились масса евреев и масса цыган, масса истерических женщин и неисправимых коммунистов, все ассоциативно связанные с расовым смешением, преступностью, феминностью и эгалитаризмом[284]. ]

Пятнадцатого июля Райх как раз наблюдал четкое разделение обычных людей на две группы. Трансформация случилась прямо у него на глазах. Очень скоро нацисты стали использовать риторику роя для собственного самоопределения, чем облегчили себе дорогу к власти. Помещение нежелательных тел в разряд насекомых, вредителей и дегенератов – это тот образ мышления, который вел прямиком к Холокосту и стоял за более поздними актами геноцида. Взять Руанду, где призыв «истреблять тараканов (иньенци)», переданный по частному радио RTLM, стал отмашкой к убийству более миллиона тутси весной 1994 года их соседями хуту, вооруженными мачете, ружьями и дубинами с гвоздями. Многие были убиты организованными блоками ополчения «Интерахамве» («Те, кто нападает вместе») и «Импузамугамби» («Те, кто имеет общую цель»).