Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть

Индивидуальные сеансы помогли пациентам применять модель внутренних частей к повседневным проблемам. Так, например, одна женщина сталкивалась с проблемами на работе: ее «управляющий» настаивал, что она должна работать изо всех сил, пока не обострится РА. С помощью психотерапевта она осознала, что может заботиться о себе, не доводя себя до изнеможения.

Обе группы проходили обследование трижды за девять месяцев исследования, а потом еще раз год спустя. По окончании девяти месяцев первая группа продемонстрировала значительные улучшения по таким показателям (по их собственной оценке), как боли в суставах, физическая дееспособность, самосострадание и общий уровень боли, по сравнению с контрольной группой. Кроме того, они стали менее подавленными и больше верили в себя и свои силы. Обследование год спустя показало, что первой группе удалось закрепить результат по уровню воспринимаемой боли и симптомам депрессии, хотя объективные медицинские тесты больше не фиксировали улучшений по показателям боли и дееспособности. Другими словами, изменилась прежде всего способность пациентов жить со своей болезнью. Шадик и Соуэлл заключили, что ключевым фактором эффективности ВСС-терапии был ее упор на самосострадании.

Это было не первое исследование, показавшее, что психологическое вмешательство может помочь пациентам с РА. Когнитивно-поведенческая психотерапия и методики самоосознанности также продемонстрировали свою эффективность в борьбе с болью, воспалением суставов, физической недееспособностью и депрессией (19). Тем не менее ни в одном из этих исследований не был задан самый главный вопрос: способствует ли увеличение уровня психологической защищенности и комфорта нормализации работы иммунной системы?

Высвобождение изгнанного ребенка

Питер работал онкологом в престижном академическом медицинском центре, который регулярно признавался одним из лучших в стране. Благодаря регулярным занятиям сквошем он был в прекрасной физической форме, а его самоуверенность порой переходила в заносчивость.

Этот человек явно не страдал от ПТСР. Придя ко мне в кабинет, он заявил, что просто хочет узнать, как помочь своей жене быть менее «обидчивой». Она угрожала уйти от него, если он не разберется со своей, как она это называла, бессердечностью.

Питер заверил меня в неадекватности ее восприятия, так как у него явно не было проблем с проявлением эмпатии по отношению к пациентам. Ему нравилось говорить про свою работу, он гордился тем фактом, что ординаторы и старшие врачи отчаянно боролись за возможность работать под его началом, а также слухом о том, что персонал его побаивается. Себя он называл предельно честным, настоящим ученым, человеком, который просто смотрел фактам в лицо и – он бросил многозначительный взгляд в мою сторону – снисходительно относится к человеческой глупости. У него были высокие требования к людям – в том числе и к самому себе, и он заверил меня, что не нуждается ни в чьей любви, только в уважении.

Питер также рассказал мне, что стажировка в психиатрии во время учебы на медицинском убедила его, что психиатры – те еще шарлатаны, а одна смена в семейной психотерапии окончательно закрепила у него это мнение. Он выражал презрение к людям, которые обвиняли в своих проблемах родителей или общество. Хотя ему и самому в детстве пришлось несладко, он был решительно настроен никогда не воспринимать себя как жертву.

Хотя непроницаемость и любовь к точности Питера мне и были по душе, я задумался о том, не обнаружим ли мы в итоге то, с чем мне так часто приходится сталкиваться: внутренних управляющих, помешенных на власти, которые обычно создаются для защиты от чувства беспомощности.

Когда я спросил про его семью, Питер сообщил мне, что у его отца была фабрика. Он пережил холокост, порой бывал жестоким и взыскательным, однако у него была также мягкая и сентиментальная сторона, которая поддерживала связь между ним и Питером, а также вдохновила Питера стать врачом. Рассказывая мне про свою мать, он впервые осознал, что вместо искренней заботы она усердно хлопотала по дому, однако Питер отрицал, что это его как-либо волновало. В школе он учился на круглые пятерки. Он поклялся построить свою жизнь так, чтобы в ней не было места отверженности и унижению, однако по иронии судьбы он каждый день жил с ними бок о бок – его больные раком пациенты регулярно умирали, и он постоянно испытывал трудности с финансированием и публикацией своих исследований.