Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть

Тем не менее обучение распознанию иррациональных мыслей и поведений может стать полезным первым шагом в исцелении. Люди вроде Мэрилин зачастую обнаруживают, что их допущения расходятся с мнением их друзей. Если им повезет, то их друзья и коллеги дадут им понять – словами, а не действиями, – что их недоверие и ненависть к себе значительно усложняют общение. На практике, однако, такое случается редко, и случай, произошедший с Мэрилин, типичен: после того как она напала на Майкла, ему было совершенно не интересно во всем разбираться, и она потеряла одновременно и их дружбу, и своего любимого партнера по теннису. Именно после таких ситуаций умные и отважные люди вроде Мэрилин, которые сохранили свою любознательность и решительность, несмотря на повторяющиеся неудачи, и начинают искать помощи.

Как правило, рациональный мозг способен взять верх над эмоциональным мозгом, если только этому не помешают наши страхи (так, например, страх быть остановленным полицией может мгновенно превратиться в благодарность, когда полицейский предупреждает о случившейся впереди аварии). Когда же мы чувствуем себя загнанными в угол, отверженными либо приходим в ярость, мы склонны активировать свои старые карты и следовать их указаниям. Изменения начинаются, когда мы учимся «владеть» своим эмоциональным мозгом. То есть учимся осознавать душераздирающие ощущения, связанные со страданием и унижением, а также справляться с ними. Лишь научившись переносить то, что происходит у нас внутри, мы можем начать дружить с эмоциями, не дающими нам изменить свои карты, а не заглушать их.

Учиться помнить

Когда прошел примерно год с тех пор, как Мэрилин стала посещать собрания группы, другой ее член, Мэри, попросила разрешения поговорить о том, что случилось с ней в тринадцать лет. Мэри работала тюремным охранником и состояла в садомазохистских отношениях с другой женщиной. Она хотела, чтобы группа знала про ее прошлое, в надежде, что это поможет им с пониманием относиться к ее болезненным реакциям – таким, как ее склонность замыкаться или взрываться в ответ на малейшую провокацию.

С трудом выдавливая из себя слова, Мэри поведала нам, как однажды вечером, когда ей было тринадцать, ее изнасиловал вместе со своими друзьями старший брат. Она забеременела, и мать сделала ей аборт дома, прямо на кухонном столе. Группа чутко отнеслась к рассказанному Мэри и принялась утешать ее, когда та заплакала. Я был глубоко тронут их эмпатией – они утешали Мэри так, как, должно быть, хотели, чтобы их успокаивали другие, когда они впервые посмотрели в лицо своей травме.

Когда время вышло, Мэрилин попросила дать ей несколько минут, чтобы поговорить о том, что она почувствовала во время собрания. Группа согласилась, и она нам сказала: «Слушая эту историю, я задумалась о том, что, возможно, и сама тоже пережила сексуальное насилие». Должно быть, у меня просто отвисла челюсть. Основываясь на ее рисунке, я всегда предполагал, что она была в курсе – по крайней мере, глубоко в душе, – что именно это с ней и случилось. В ответ на прикосновение Майкла она отреагировала в точности как жертва инцеста, и она постоянно вела себя так, словно весь мир ее до ужаса пугал.

И тем не менее, хотя она и нарисовала девочку, страдающую от сексуальных домогательств, она – ну или как минимум сознательная, вербальная часть ее – понятия не имела, что на самом деле с ней приключилось. Ее иммунная система, ее мышцы, ее система страха все помнили, однако в ее сознании не было истории, которая бы описывала то, что она пережила.

Она повторно переживала свою травму в жизни, однако у нее не было рассказа, на который она могла бы сослаться. Как мы с вами увидим в двенадцатой главе, травматичные воспоминания значительно отличаются от обычных по своей структуре – они задействуют много разных слоев разума и мозга.

Рассказанная Мэри история и последовавшие за этим ночные кошмары подтолкнули Мэрилин к тому, чтобы начать индивидуальную психотерапию со мной, с помощью которой она стала разбираться со своим прошлым. Поначалу она столкнулась с волнами навязчивого, парящего ужаса. На несколько недель она прервала наши сеансы, однако когда ее стала одолевать бессонница и пришлось взять на работе отпуск, то продолжила терапию. Как она потом мне сказала: «Я понимаю, что ситуация губительная, только когда чувствую, что она меня убьет, если я из нее не выпутаюсь».