Ботинок наконец даёт газу. Мы неуклюже выкатываемсяс парковки, едва успевая объехать выползающую подышать морозным воздухом бабушку. Кудряшка почти влюбленно поглядывает на моего отца и несколько более сдержанно на его Мопсю. А потом удивлённо рассматривает наш автомобиль. Ещё бы. Автомобиль отца стоит всех автомобилей Финляндии. Огромный, грузный, по праву считающийся чуть ли не грузовиком. Не то броневик с Площади Ленина, не то гусеничный советский танк, как на картинке о чешском перевороте.
А я уже говорил вам, что предпочёл бы любой машине велосипед? В Финляндии ведь все ездят на велосипедах. Машин тоже хватает, но велосипед – незаменимая вещь. И, пожалуй, нет ни одной машины, сверху которой не торчало бы пары велосипедов. Даже сейчас, каждая едущая по встречке машина несёт на себе велосипед. Иногда даже два, а то и три велосипеда, привязанных сверху стоя. Если у них столько велосипедистов зимой, то, что же здесь происходит летом и осенью?
Даю себе слово, что летом обязательно куплю себе вместо телевизора велосипед. Интересно, придёт ли в ярость Ботинок от этой покупки?
На телевизор он так и не отреагировал. Знай себе картой расплачивайся, бери что хочешь – он и не слова не говорит. Может быть оно и хорошо, но придётся когда-нибудь во всём разобраться. Кажется, будто отец чувствует себя виноватым и намеревается при помощи денег загладить свою вину.
Попробую-ка я это проверить. Заправка уже недалеко, а бензин машина жрёт словно черпает ложкой.
На заправке я накладываю в пакет килограммов пять мармелада. Подумав, добавляю к тому совершенно ненужный в поездке мёд. А потом ещё и пару журналов сверху кидаю – специально держу их так, чтобы выглядело непонятно, порнография это или комиксы. Ну как, теперь будете на меня внимание обращать?
Но батя мой даже не спрашивает для чего порнографические журналы. Просто платит, да и всё. А я нахмуриваю брови. Обидно. Но ещё обиднее, что без Белка мармелада совсем не хочу. А журналы я кидаю на сидение, даже толком не разглядев.
Да, похоже, что Ботинок и вправду чувствует себя виноватым. Осталось только разобраться в чём и что послужило тому причиной.
Когда то я мог просто вызвать его на серьёзный разговор и, не парясь, спросить всё что мне хочется. А сейчас будет сложно. Боюсь, что с налёту этого не определить. Требуется настоящее расследование.
– Это для того чтобы провода из-за ветра не переплелись между собой, – объясняет Ботинок Мопсе. Действительно, отчего в воздухе болтаются проткнутые проводами разноцветные мячики? – Переплетутся – и до свидания…
Мопся нервно пожимает плечами. Поправляет дымчатые очки.
– Выглядят они только глупо. Как будто и вправду мячики. И торчат. Зачем мячики-то? – ворчит она, – Разве нельзя выплести провода заново?
– Никак нельзя без мячиков – объясняет Ботинок, – ведь не подлезть к проводам иначе. Как ты в рюмку залезешь без ёршика, когда, к примеру, посуду надо помыть. Неудобно!
– Ты, может, и не подлезешь, – раздражается Мопся – а я, куда хочешь, подлезу. Вот так…Я ведь женщина. И у меня всё для этого есть.
Она демонстрирует свои тонкие разноцветные, залакированные под радугу пальцы так, что сомнений не остаётся – подлезть ими можно куда угодно.
– Красивые ногти, – одобряет Ботинок, – Обожаю дизайнерский маникюр. Но всё же он не для Финляндии. Тут, в основном, чёрное носят, как в Союзе. Скромные все. Чтобы меньше к себе внимания привлекать.
Мопся опять морщится.
Ботинок хочет поддеть Мопсю, а обижаюсь почему-то я. После новости, что он-де обожает дизайнерский маникюр, а в Финляндии носят как в Советском Союзе, мои брови стреляют наверх, а глаза опускаются к подбородку.
Ведь Ботинок сто раз был в Финляндии и уж этот секрет знает точно. Чёрное – это не оттого финны скромные, а просто потому, что это их цвет. Но добавить пару незаметных капель цвета типа «вырвиглаз» на чёрное у них считается высшей категорией. По крайней мере, в Тууликаалио. И череп на чёрных ногтях тут будет обязательно вызывающе розовым. У некоторых он будет лиловый или, может быть голубой. Но у всех остальных – обязательно розовый.
Но Мопся одета и вправду не для Финляндии. Я даже сомневаюсь в том, что это и есть та самая петербуржская Мопся, затянутая во вечно мокрый и грязный халат грязно-рыжего цвета, вызывающий ассоциации с плохо отмытой морковкой.
Сейчас она смахивает на молодого Майлса Дэвиса – и холодный завив волос неестественного цвета и глянцево-сатиновая блузка, стоящая как нестираные носки, подчёркивая тем самым опавшие сиси и выражение некоторой благородной брезгливости на её не самом красивом на свете лице. Несмотря на утонченную заострённость её лица, всё равно она Мопся. Самый настоящий мопс. Мопс Дэвис. Мода – привет из восемьдесят пятого года. Обложка альбома You’re Under Arrest, который раньше всегда валялся у Ботинка в машине.