– Нет, – отвечает Роуз раньше нас. – Пойдемте вниз, может, Нэнси повезло больше. Попытайся не беспокоиться, мы найдем Трикси.
– Ладно, – кивает Лили, словно отчаянно нуждается, чтобы кто-то взял командование на себя. Привычное сопротивление исчезло и она кажется сломленной. Словно вместе с огнями Сигласса внутри Лили тоже погас свет.
Роуз освещает нам дорогу фонариком, пока мы крадемся вниз в темноте. Наш молчаливый страх кажется таким же громким, как шторм снаружи. Внизу теперь еще холоднее, потому что камин погас, но мы жмемся друг к другу не поэтому. Мы возвращаемся к подоконнику в гостиной, к последнему месту, где видели Трикси.
– Я не понимаю, она была
– Мы найдем ее, – говорит Роуз, но ее тон не убеждает меня, что она в это верит. – Ты побледнела. Я нашла это наверху. Когда ты в последний раз делала укол?
– Много часов назад. – Лили забирает у нее сумочку и тут же расстегивает ее. – Где ты его нашла?
– В комнате Нэнси, – отвечает Роуз, глядя в пол. Почему-то это звучит как ложь.
– Мой инсулиновый шприц пропал, – говорит Лили.
Время снова будто останавливается, пока мы осознаем последний жизненный поворот сюжета.
– Нэнси? – выкрикивает Лили, но ответа нет. Наша мать теперь тоже куда-то исчезла.
Мы вместе обыскиваем остальные комнаты первого этажа, пока Поппинс следует за нами по пятам. Думаю, сначала это казалось ей игрой, но теперь она идет, поджав хвост и уши. Я не могу не задуматься, слышит ли она что-то, чего не можем уловить мы. Гром и молнии продолжают бушевать, когда мы продвигаемся по дому с одними фонариком и свечкой, хоть шторм, кажется, удаляется.
– Трикси? – снова и снова выкрикивает Лили вместе с нами, но ответа нет.
Сначала мы обыскиваем библиотеку. Она заполнена бабулиными книгами, беспорядочно набитыми в каждый свободный уголок обрамляющих комнату полок. На диване не видно признаков, что Роуз там спала, но ее сумка стоит в углу. В комнате холодно, темно и пусто.
Роуз возглавляет процессию на кухню. Очевидно, что в этой огромной комнате тоже никого нет, но мы по очереди заглядываем под столы, в шкафчики и за шторы. Конор выше всех, поэтому случайно врезается в черные с оранжевым бумажные гирлянды, которыми бабушка украсила кухню к Хэллоуину. Мне кажется, мы просто пытаемся чем-то себя занять, боясь, что у нас закончатся непроверенные места. И мы пытаемся
– Нам нужно проверить мастерскую, – говорит Роуз. Они с Лили обмениваются неловкими взглядами, мне кажется, потому, что в детстве им туда нельзя было заходить.
– Она, наверное, заперта, как обычно, – отвечает Лили, направляясь к двери. Но когда она поворачивает ручку, дверь распахивается со зловещим скрипом. Даже в приглушенном свете мы видим, что мастерская разгромлена.
Конор входит первым: – Что за…?
– Может, кто-то искал книгу, которую писала бабушка? – говорит Роуз, предлагая ответ до того, как кто-то успеет задать вопрос.
– Или искал авторские сувениры Беатрис Даркер, которые можно сбыть на Ebay, – добавляет Конор.
Роуз не обращает на него внимания: – Бабушка говорила, что собирается написать книгу обо всех
Мастерская, всегда пребывавшая в упорядоченном хаосе, полностью разворочена. По полу раскиданы бумага и рисунки, ящики вынуты, карандаши сломаны пополам, а краски разлиты. Мы идем сквозь бардак из одного конца мастерской в другой, и я замечаю на стене более новые иллюстрации и стихотворения. Они все очень разные, но очень в стиле бабушки.
На рисунке сине-черного моря серебром написано одно из любимых выражений бабушки. Оно всегда напоминает мне о Сиглассе и возвращении сюда год за годом.
– Думаю, Роуз права. Что, если кто-то хотел найти последнюю книгу бабушки, чтобы не дать никому ее опубликовать? – говорит Конор.
–
– Бабушка всегда прятала скрытые значения в своих поэмах… они никогда не были только для детей…
– Что, если у кого-то были секреты, которыми они не хотели делиться? – говорю я, соглашаясь с ним.
– Бывают секреты, ради которых люди готовы убивать, – добавляет Конор. – И поэтому ее убили…
– Можем, пожалуйста, сфокусироваться на поисках моей дочери? – перебивает Лили.
– Где