Темная Дейзи

Последнее стихотворение на стене сопровождается иллюстрацией в знакомом стиле бабушки. Акварельный силуэт троих маленьких девочек, держащихся за руки. Я уверена, что он был создан для ее последней книги о нас. Когда я читаю слова, в комнате становится еще холоднее. Это те же строки, что были в записке раньше, но на этот раз они выведены витиеватым почерком бабушки. Отчего я думаю, что кто-то нашел здесь иллюстрацию, скопировал слова и оставил их для нас на клочке бумаги в соседней комнате.

Кошелек или жизнь слышат дети

,Прежде чем попасть к смерти в сети.

Мне никогда не разрешали ходить с сестрами за сладостями в Хэллоуин, моя мать считала это слишком рискованным. Мы всей семьей наряжались на праздник – это был день рождения бабушки и она настаивала – но потом моим сестрам разрешалось пойти сыграть в «кошелек или жизнь» с другими местными детьми, а я оставалась дома, завидуя их возможности повеселиться и сладостям, которые они приносили домой на следующий день. Из-за приливов они всегда оставались на ночевку у друзей, потому что не могли вернуться в Сигласс до отлива. Это еще одна вещь, которая была у моих сестер в детстве и не было у меня: друзья. Мне никогда не разрешалось дружить.

Бабушка пыталась подбодрить меня, пряча сладости по всему Сиглассу только для меня. Пока Роуз с Лили веселились вне дома, я сидела с ней у камина, слушая ее истории. Она не одобряла выпрашивание сладостей и напоминала мне причину каждый год. То, что мы считаем безобидным весельем на Хэллоуин, произошло от языческого ритуала, когда люди одевались в пугающие костюмы тридцать первого октября, чтобы отпугнуть мертвых. Они предлагали еду и напитки, чтобы задобрить их, оттуда пошла традиция с бесплатными сладостями. В средневековье это называлось «рядиться». К тому времени как в Европу прибыло христианство, среди хэллоуинских традиций появилась новая практика – раздача пирогов в этот день. Бедняки ходили по домам богачей и получали выпечку под названием «пироги душ» в обмен на обещание помолиться за усопших родственников хозяев дома. Шотландия переняла эту традицию и еще немного ее видоизменила: молодежь ходила по соседям и пела песни, декламировала стихи или делала что-то еще, за что получала угощение из орехов, фруктов или монет. Термин «кошелек или жизнь» не использовался до двадцатых годов в Америке, и бабушка говорила, что он выставлял ранее важный ритуал на посмешище. Ее сильно беспокоило, что людей настраивали бояться мертвых, а не почитать их, и она всегда заканчивала историю одним и тем же предложением: «Не нужно бояться мертвых, опасаться надо живых».

Мы выходим из мастерской бабушки, так ничего и не поняв и не найдя Трикси.

Остался только музыкальный зал. Думаю, так получилось потому, что никто из нас не хотел снова видеть мертвого отца. Молния ударяет как раз перед тем, как мы открываем дверь, и я автоматически начинаю считать.

Раз Миссисипи…

Молния освещает комнату и тень пианино отбрасывает танцующий узор на стены.

Два Миссисипи…

Здесь Трикси тоже не видно, все на своих местах. Не считая исчезнувшей клавиши пианино, которую я подметила раньше. Я вспоминаю расположение ноты «до» первой октавы и понимаю, что не хватает «си-бемоль».

Три Миссисипи…

Потом я понимаю, что исчезла не только она. Тело моего отца тоже пропало, как и тело бабушки раньше.

Конор ступает вперед: – Какого. Х…

Гром рокочет вдали, пока мы переглядываемся в темноте. Наши лица в основном скрыты в тени, но мы выглядим одинаково напуганными. Лили подходит к Роуз и берет ее за руку, как в детстве. Дождь, бившийся в окна, будто остановился подумать и наступает несколько мгновений абсолютной тишины.

Но потом мы слышим царапанье – как ногтями по доске – из коридора.

Двадцать один

31-е октября 02:25 – меньше четырех часов до отлива

Конор выхватывает фонарик у Роуз из рук и выбегает в коридор. Мы не отстаем и сразу замечаем источник звука.

Поппинс скребется в дверь чулана под лестницей и начинает скулить.

Лили выходит вперед и пытается открыть дверь, но она заперта.

– Трикси? – зовет она, колотя в дверь кулаком. – Ты там?

Ответа нет. Лили снова стучит, на этот раз громче, и деревянная дверь дрожит на застарелых петлях. Она раздраженно дергает ручку.

– Дай я попробую, – говорит Конор, возвращая фонарик Роуз. Но ему тоже не удается открыть дверь.

– Где чертов ключ? – спрашивает Лили, но я подозреваю, что никого этого не знает.

Собака снова лает и скребется в дверь.

– Тихо, Поппинс! – орет Лили.

– Ключ у нее, – шепчет Роуз.

– Чего?

– Ключ у Поппинс.

– Ты с ума сошла?

– Он прикреплен к ошейнику. Смотрите! – говорит Роуз, освещая собаку лучом фонарика.