– Ага, вот откуда склонность к сражениям и кровопролитию, Роб Рой? – Габриэль едва заметно нахмурилась, изучая открывшееся зрелище. Тугие узлы мышц, четко очерченная мускулатура человека, для которого физическая активность естественна, как дыхание. Бокс? Или что-то еще? В любом случае ничего удивительного, что он был готов к драке в пабе.
Следовало ожидать, что тело под рубашкой будет бледнее лица, но сейчас, при ярком свете, ей показалось, что его кожа тронута легким загаром; равномерно, словно МакГрегор провел какое-то время вдали от дождливого Лондона. Габриэль задержала руку над раной: она ощущала странное нежелание дотрагиваться до него, словно мимолетное касание могло привести к чему-то… непоправимому.
Габриэль резко наклонилась к аптечке, выбирая из вороха лекарств антисептик и перевязки; приложила пропитанную йодом вату к порезу и решительно придавила ее ладонью, вызвав задушенный звук со стороны своей жертвы.
– Ничего страшного. – Азы первой помощи сами собой всплывали в голове, пусть и относились к тому же периоду, что и тот самый курс самообороны. Периоду, о котором Габриэль хотела бы забыть навсегда. – Все лучше воспаления.
– Из тебя бы вышел неплохой полевой медик. Или инквизитор, – его голос был окрашен мрачной иронией.
– О, отличный комплимент, – шутливо откликнулась Габриэль, переходя к следующей ссадине.
Обработка ран заняла порядочно времени, но Филипп стоически терпел, пока она не объявила, что мучения закончены.
– По-хорошему, это надо зашить. – Она экспериментально нажала пальцем на край самого большого пореза, заклеенного толстой полосой пластыря, и МакГрегор прерывисто выдохнул, сцепив зубы. – Но я не уверена, что смогу сделать это ровно. Может, все-таки врача?
– И так заживет, – хмуро буркнул Филипп. – …Спасибо.
– Не проблема, – отозвалась Габриэль, выбрасывая очередной кусок испачканной антисептиком ваты в мусорное ведро.
– Пойду переоденусь, – вздохнул он, накинув на плечи разорванную рубашку. – Если хочешь, поброди пока по дому. Потом можем пойти куда-нибудь, если захочешь.
…Что ж. Предложение казалось достаточно безобидным.
– С удовольствием. – Она бы все равно сунула нос во все углы – как можно было удержаться?… – но теперь, с официальным разрешением, сделать это было намного проще.
Внутри дом оказался просторней, чем можно было предположить по внешнему виду: широкие окна, почти пустые, не загроможденные излишней мебелью комнаты. Практически весь нижний этаж занимали кухня и каминный зал во все тех же красно-серебряных тонах. Стены зала были увешаны оружием – ножи, мечи, пистолеты, винтовки. Не все из выставленного арсенала показалось ей старинным, и Габриэль нахмурилась, невольно гадая, есть ли у хозяина этой оружейной разрешение на подобную коллекцию.
Личность Филиппа, и без того несколько противоречивая, внезапно заиграла новыми красками, и девушка не была уверена, что ей нравится новое открытие: почти все оружие выглядело… рабочим. Счастливая обладательница сувенирной катаны и кривой танцевальной сабли, Габриэль точно знала, как должны выглядеть бутафорские мечи.
Наверху царили серебро и черный; весь этаж занимали три спальни, две из которых, вероятно, были гостевыми. Третья, спальня хозяина, была в данный момент занята самим Филиппом – он напевал что-то себе под нос, не закрыв до конца дверь, и Габриэль поспешно ретировалась вниз, не желая вторгаться в его личное пространство.
Осмотр дома оставил двойственное впечатление. Просторный, отделанный с безупречным, холодным вкусом, он казался необжитым, словно его хозяин был лишь гостем в этих стенах. В комнатах не было ни следа присутствия кого-то еще; никаких безделушек, никаких декоративных, бесполезных мелочей – вообще ничего лишнего, теплого, домашнего. Чистая, стерильная пустота. Единственными комнатами, в которых ощущалось хоть что-то живое, были кухня и зал – с его поразительным, завораживающим арсеналом на стенах.
Жилище отшельника, аскета, спартанца.
Конечно, Габриэль не видела спальню Филиппа, но отчего-то сомневалась, что там картина будет иной.
Было похоже, что единственным существом женского пола, переступавшим порог этого дома, была Мара, лежащая сейчас на ковре у камина.
И она сама. Влюбившаяся в этот дом с первого взгляда.
Но как это могло быть?…
А еще… после осмотра у нее вновь появился ворох странных чувств, объединенных все той же общей мыслью, что здесь она в