Ткнувшись носом в закрытую дверь облюбованной кафешки, вынужденно тормозим у большой светящейся буквы. Станция заправки едой, куда деваться.
«Внимание, изменение режима питания!» – на манер навигации тревожно сигналит организм.
Эй, где наша не пропадала… и вот уже над головой недобро горит желтая буква. Желтая опасность, ага, а как же.
Пахнущий всеми видами бытовой химии чизбургер рушится в желудок. Тот потрясенно молчит, не в силах поверить, что над ним совершили такое надругательство.
Шараханья по столице заканчиваются на Жандарменмаркт, когда перед нами внезапно вырастает огромный собор, над которым клубятся темно-синие грозовые тучи. Филипп почему-то замирает, запрокинув голову и пристально смотря на высокие шпили, и – вынужденно – замираю рядом и я.
Немецкий собор, самое величественное сооружение Берлина… Тучи недобро наплывают из-за его куполов, как бы намекая, что неплохо бы уверовать – иначе молнией в зад, еретики поганые.
Морально готова. Ради такой красоты – уверую. В Аллаха, Азазеля, Фрейда и Люцифера одновременно.
В призрачном ночном свете здание выглядит оплотом всех призраков и духов Германии…
Я невольно обхватываю руками плечи, пытаясь прогнать воспоминания о том, что
Трава еще зеленая, и я бы с удовольствием на нее плюхнулась, подстелив куртку, но Филипп явно отдает предпочтение скамейке, и мне не хочется спорить. О брусчатку ударяются первые тяжелые капли дождя, и я с удовольствием запрокидываю голову.
Мой взгляд скользит по надписям над входом, ежусь, перевожу вслух, нещадно перевирая смысл:
Ночь для призраков, ночь для кошмаров, ночь… создана для чего-то еще. Капли дождя по брусчатой мостовой, гулкий бой часов на башне Собора… кто тут – призрак? Кто кого боится в туманной взвеси дождевых капель?
Мокрая деревянная скамейка, раскидистое дерево, рассеянный свет на гранитных стенах… Страшно? Отчего-то ни капли.
Величественная громада собора нависает над нами, он суров и монументален, и остается лишь пожалеть, что я не знаю его истории.
Я всегда хотела знать все. Будь я Фаустом… кстати, о Фаусте, Мефистофеле и знании.
– Фил.
– Да?
Набираю воздуха в грудь и на одном дыхании выпаливаю вопрос, мучающий меня с момента нашей встречи.
– Почему ты со мной возишься?
Фил, если сейчас ты скажешь, что просто меня
Он даже не задумывается перед ответом.
– Потому что я так
Говоря это, он не смотрит на меня. И хорошо, потому что несколько секунд подряд я не могу справиться со своим лицом, на котором, как всегда, огромным шрифтом написаны все испытываемые мною эмоции.
Филипп поворачивает голову и слегка улыбается. В его серых беспощадных глазах – затаенное, неподдельное тепло, согревающее мне душу.
Я думаю, догадываюсь, почти знаю наверняка, что таким своеобразным способом он отдает какой-то долг своему прошлому… быть может, кто-то тоже пришел на его зов в полной дождя и тоски ночи?…
– Пойдем?
– Пойдем, – соглашаюсь я и принимаю предложенную руку.
На них напали уже на пути назад. Неожиданно, внезапно, вопреки ощущению безопасности, с которым у нее всегда ассоциировался Берлин.
Они миновали мост через реку, пройдя под постаментами с мифологическими скульптурами, и Габриэль хулигански перегнулась через перила, бросив на МакГрегора полный насмешливого вызова взгляд через плечо. Внизу плескались темные воды реки, Шпрее, так похожие на октябрьскую Темзу вчерашнего… нет, уже позавчерашнего дня.
Казалось, что с того момента прошли годы. Габриэль незаметно оперлась коленом о перила, фиксируя свое положение, и медленно, нарочито плавно выпустила бортик.
– Прыгай, – скептически посоветовал Филипп, остановившись на расстоянии пары шагов от нее. В его голосе не было тревоги. – Вылавливать не буду.
– Штраф тридцать евро. – Габриэль разочарованно оттолкнулась от перил и шагнула вперед. – И не дождешься.
Он не ответил, но она и без того могла отчетливо представить уже знакомую едва заметную усмешку на лице.
Дождь прекратился, и они оба по молчаливому согласию завернули в ярко освещенную фонарями аллею, ведущую к небольшой площади с выключенным фонтаном.
Асфальт сменился брусчаткой, мокрой от воды, и Габриэль немедленно поскользнулась, вовремя ухватившись за подставленную руку Филиппа; с досадой мотнула головой, умеряя шаг.
МакГрегор иронично покосился на нее и вновь сунул руки в карманы плаща.
– Ну и зачем?
Поначалу Габриэль не поняла вопроса; пришлось перевести взгляд на скульптурную группу в центре площади, чтобы сообразить, куда их вообще занесло.