Она вновь скользнула взглядом по эмблеме организации и запоздало поняла, что рядом с первым кругом, стилизованным земным шаром, располагался второй – круг прицела.
Имя Филиппа нашлось быстро; он оказался специалистом по баллистике, тестировщиком оружия и, вопреки перечисленным ранее полевым навыкам, директором лондонского филиала Комиссии.
Сложно было представить этого ироничного, сумрачного хулигана в роли человека, способного оценивать широкий спектр технических показателей.
Шотландец мрачно нахохлился, подняв воротник плаща, и зашагал вперед, демонстративно сунув руки в карманы.
– И это все? – почти разочарованно донеслось у него из-за спины. – Ты тестировщик оружия?
– Все, – со вздохом отозвался Филипп, бросив на нее косой взгляд через плечо. – Деньги, как известно, не пахнут. Никаких мрачных секретов. И мы пришли.
Габриэль ускорила шаг, догоняя его, и оказалась у рамки входа в выставочный павильон. Территория комплекса была огромной, но последняя крупная выставка была давно, в августе, и сейчас на внушительных пространствах практически не было народа.
Филипп предъявил пропуск равнодушному охраннику, и они прошли через рамку, окунувшись в безмолвие огромных площадей.
– Если увидишь в расписании что-то интересное, сделаю тебе пропуск, – сказал он, направляясь к прямоугольному многоэтажному зданию, сделанному из стекла и бетона. Аллея деревьев, ведущих к входу, уже обронила листья, и голые ветви отчаянно тянулись к высокому осеннему небу.
– Посмотрим, – уклончиво отозвалась Габриэль. Здесь, в Берлине, она не чувствовала чужого присутствия за их спинами – но само знание, как выглядит
– Куда? – Ей все-таки удалось его удивить. МакГрегор слегка помедлил, уже протянув руку к двери.
– Филипп. – Габриэль остановилась и скрестила руки на груди. – У меня нет вещей, и, раз я здесь на три дня, мне нужно пройтись по магазинам. Увидимся завтра, на конференции.
– Увидимся завтра, – отозвался Филипп. Его волосы трепал ветер, и светлые пряди лезли в глаза, скрывая их выражение; момент удивления прошел, и сейчас на его лице нельзя было прочитать ничего.
Отчего-то Габриэль почувствовала себя так, словно совершает предательство. Она повернулась и пошла на выход, с каждой секундой все ускоряя шаг.
Филипп проводил ее взглядом – и отвернулся лишь тогда, когда Габриэль скрылась за воротами.
Ощущение чужого взгляда, присутствия за плечом, неотвязно маячившего где-то на периферии всю ту долгую лондонскую ночь, пропало, и Филиппа больше не тянуло озираться и искать, откуда может прийти опасность. Берлин был чист от непонятной чертовщины – и, пожалуй, не отпускать от себя Габриэль было попросту глупо.
…Что ж. У нее были свои секреты. Своя жизнь, никаким боком не касающаяся его.
И он был последним человеком, кому следовало лезть в чужие тайны. Пусть предлог, выбранный для побега, и ощущался неприятной ложью.
МакГрегор приложил пропуск к панели и потянул на себя стеклянную дверь. Та подалась бесшумно и плавно, пропуская его внутрь здания. Филипп поднял глаза на стойку, за которой сидела невозмутимая светловолосая секретарша, но его взгляд не задержался на лице девушки, скользнув выше – туда, где на стене были подсвеченные изнутри логотипы.
Бело-зеленый, больше похожий на герб футбольного клуба, знак австрийской компании. Эмблема его собственной организации, земной шар и круг прицела. Строгие буквы немецких фирм. И, наконец, витиеватый вензель, заключенный в круг; старинный герб известной во всем мире бельгийской фабрики.
Филипп так долго и пристально смотрел на последний символ, подсвеченный холодноватым синим цветом, что секретарша обеспокоенно двинулась, переменив положение.
– Я могу чем-то помочь?…
Двери лифта сбоку от него открылись бесшумно, и Филипп не ответил девушке, потому что почувствовал спиной чужой взгляд.
– МакГрегор, – язвительный, откровенно недобрый голос шагнувшего из лифта человека был нежеланным осложнением.
– Ферле, – холодно отозвался Филипп, разворачиваясь к старому знакомому всем корпусом. Взгляды скрестились, как дуэльные рапиры старых времен.
Ему было чуть за тридцать, этому худощавому мужчине с художественно взъерошенными светло-русыми волосами; подвижное лицо с тонкими чертами странно оживляли прозрачные зеленовато-голубые глаза, в которых за какую-то секунду мог смениться добрый десяток эмоций.
Сейчас во взоре Даниэля Ферле светилась откровенная насмешка; ее без труда можно было проследить и в тоне его голоса, окрашенного мягким чужим акцентом.
Валлонец, из французской части Бельгии. Представитель той самой компании, чей экзотический вензель столь упорно рассматривал Филипп над стойкой.
Больше, чем представитель. Наследник.