– Ты слышал про Брюссель? – МакГрегор понимал, что Вальтер бы не начал с давно наболевшего вопроса личной жизни друга, знай он хоть что-то про ограбление «Флемаля», но спросить следовало все равно: он не любил оставлять не проясненных вопросов.
– Да, – коротко откликнулся Вальтер. – И без понятия, кто за этим стоит, но точно не наши. Я бы знал.
Филипп молча кивнул, принимая ответ.
– Можешь оказать мне услугу? – Он подождал, пока друг вопросительно вздернет бровь, и негромко попросил: – Смени того, кто следит за ней, не хочу, чтобы это делал кто-то чужой. Раз ты таскался за нами от университета и умудрился остаться незамеченным, справишься и здесь.
МакГрегор видел, что Фрилингу не понравилось задание, но сегодня,
– Не вопрос. – Вальтер не выглядел довольным, но смутные подозрения Филиппа не успели оформиться в уверенность, потому что друг перешел к действию, поднявшись со скамьи плавным текучим движением, удивительным для такой массивной фигуры. – А ты?
– А я навещу отца, – ровно ответил МакГрегор – и совершенно не удивился одобрительной усмешке Вальтера. – Если, конечно, ты отдашь мне свой транспорт. Вернее, мой, я ведь прав?…
Лохматый байкер расхохотался и ловко перебросил Филиппу ключи.
– В точку.
Картина: берлинская ночь, теплая и щедро освещенная фонарями; народу – ни души, последний трамвай высадил меня и ушел на конечную станцию. Мне идти еще несколько минут по брусчатой мостовой старой Европы, и я наслаждаюсь этим на полную катушку, люблю пешие прогулки. В ушах – Roxette, «Salvation».
Замирают в ночи последние аккорды «Избавления». В ушах – слова. Голос, дьявольски-вкрадчивый, завораживающий:
Вздрагиваю, судорожно оглядываюсь по сторонам, ищу,
Я замедляю шаги; мысли текут несвязной чередой, вращаясь вокруг событий сегодняшнего дня. Не знаю, не понимаю, что на уме у Филиппа, но свое собственное неуклюжее поведение разбираю по косточкам, хладнокровно и дотошно, не позволяя себе отвлекаться на излишние эмоции.
Хорошо, я хотела быть одна; в конце концов, я отвоевала свою свободу дорогой ценой. И уже сложно представить, что будет иначе, что все может начаться заново и опять пойти не так, – отсюда мой панический ужас от собственного поступка.
Но Филипп – мой Гаммельнский крысолов, ловец душ, сероглазый завоеватель,
И она предсказуемо оказалась ледяной.
Я сжимаю зубы от внезапно нахлынувшего чувства стыда и поворачиваю направо, намереваясь продлить прогулку настолько, насколько возможно. Под ногами отражаются на гладкой поверхности брусчатки блики оранжевых фонарей. Я ступаю по этим неверным отражениям, как Алиса по Зазеркалью; сказочное ощущение.
Тону в лирическом настроении вечера, захлебываюсь образами и сравнениями, в воздухе витает пахнущее мокрыми листьями волшебство осенней ночи.
Люблю ветер. Сильный, в лицо, теплой ночью, когда дождя нет, а есть звезды. Куртка – нараспашку, волосы – длинные – по ветру…
Та же песня, второй раз. Совпадения играют со мной злые шутки.
Встреча с Филиппом показала мне, каково это – быть
Да, возможно, это просто контраст, просто радость выпущенного на свободу узника, которому кажутся чудесными самые простые и естественные вещи. Но одно я знаю точно: ни разу в жизни мне так сильно не хотелось
Как жаль, что все вышло именно так. Как жаль, что попытка обернулась провалом. Но, положа руку на сердце, я просто не могла не попытаться, уже хотя бы потому, что жалела бы об этом всю оставшуюся жизнь.
Лучше жалеть о том, что сделал… и эта старая фраза всегда была про меня.
– Габи? – неверяще выдыхает голос рядом со мной. Я вздрагиваю и оборачиваюсь, – лишь для того, чтобы уткнуться носом в черное пальто и дивный серебристый шарф. Поднимаю глаза на лицо обладателя столь замечательной шмотки – и чуть не падаю в обморок от потрясения.
Мужчина в серебряном шарфе смотрит на меня сияющими глазами, как на потерянную любовь всей его жизни; в каком-то смысле так оно и есть.