— Должна быть какая-то причина, — настаивал Аэрон.
— Да, но это не значит, что я стану о ней рассказывать всем подряд, — отрезал Уильям.
Аман заметил, что Уильям позаботился о том, чтобы очистить свой разум от всех мыслей и таким образом не дать ему их прочитать.
«Какое приятное путешествие, — подумал воин. — И ведь это только начало».
Странникам предстояло проплыть по реке до того места, где она соединялась с четырьмя другими, протекавшими по этому бескрайнему подземному царству. У каждой из них было собственное название и особенность. Так, Флегетон был огненной рекой, Ахерон — рекой печали, Коцит был связан с плачем и стенаниями, а Лета — с забвением. Сделать это воинам нужно было так, чтобы не потревожить Харона, лодочника, перевозившего души умерших в ту часть ада, в которой им было суждено страдать. Вариантов, надо сказать, было довольно много: огонь, бездонные ямы, пыточные пещеры… Еще совсем недавно мужчины вообще не стали бы переживать из-за Харона. Но, вернувшись из Тартара, Верховный бог придал подземному миру его первоначальный облик, снова наняв, если так можно выразиться, его стражей.
Аману говорили, что Харон — всего лишь ходячий скелет. Живые вызывали у него отвращение, и он стремился уничтожить их. С мертвыми же он был довольно обходителен.
— Я бы помог вам пройти через испытания, которые вас ожидают, — сказал воинам Кронос прежде, чем исчезнуть. — Но мне нужно вернуться в вашу крепость, которой моя жена может причинить значительный вред. — Затем он добавил: — Желаю вам удачи. Она вам очень понадобится. Ты, Аэрон, обманул Люцифера, и теперь он жаждет мести.
Именно из-за этого «обмана» Легион оказалась в ловушке. Она нарушила небесный закон и связала свою жизнь с жизнью Аэрона. Люцифер хотел использовать эту связь, чтобы завладеть ее телом и сбежать из подземного мира. Ради спасения всех, кого он любил, Аэрон позволил Лисандру отрубить себе голову и разорвать эту связь. В итоге Легион снова вернулась в ад, а Люцифер не смог реализовать свой план.
«Оливия расстроилась из-за того, что ты оставил ее?» — знаками спросил Аман. Уильям перевел его слова, не переставая при этом всматриваться в застланное туманом пространство над темной водой в поисках еще одной лодки.
Под глазом Аэрона, также всматривавшегося в даль, дернулась мышца, но он все же ответил:
— Да.
— Как тебе это удалось? — спросил Уильям, и теперь в его голосе вместо прежней нахальной беспечности слышалось искреннее любопытство. — Я хорошо разбираюсь в женщинах, а эта дамочка намного упертее большинства из них. Да и ты сам, когда речь заходит о ней, не проявляешь твердость характера.
Аэрон сделал вид, что не заметил шпильку, и ответил:
— Мне помог Лисандр.
Лисандр был ангелом, представителем своего рода элиты. Именно он обучал Оливию и убил Аэрона. Пожалуй, Лисандр и правда был единственным существом, способным помешать такой предприимчивой женщине, как Оливия, отправиться вслед за ее мужчиной.
— Когда все это закончится, она возненавидит меня, — мрачно добавил Аэрон.
Аман невольно прочитал его мысли. Чтобы подобного не произошло, Аэрон едва не отказался от всего задуманного им предприятия, но затем стал страдать из-за чувства вины. Оливия была для него всем — жизнью, будущим. Он любил ее больше, чем самого себя, сильнее, чем собственных друзей. Но он не был бы воином, в которого она влюбилась, если бы обрек Легион на смерть, бросив ее в аду. В то же время мысль о том, чтобы привести Оливию, само воплощение невинности, в это место, полное зла и тьмы, была для него невыносима.
Оливия уже оказывалась здесь раньше. Тогда несколько демонов напали на нее и оторвали ее крылья. Воспоминания о посещении ада до сих пор иногда тревожили ее, и Аэрон не хотел заставлять ее проходить через все это снова. В итоге он обманул ее, заставив повидаться с Лисандром, обещавшим ему удерживать Оливию на небе. Несмотря на все это, какая-то часть его существа жаждала вернуться и привести сюда Оливию, исполнив таким образом ее желание. Аэрон был готов на все, лишь бы она не возненавидела его.
— Возможно, ты прав, — произнес Уильям после того, как в его голове пронеслось несколько мыслей, для реализации которых потребовались бы ножи, ножницы и бочонок меда. Милосердие не было свойственно этому воину. — Женщинам несвойственно прощать, особенно тем, кто с пользой провел время в обществе богини анархии и кучки кровожадных гарпий.
Аэрон бросил на Уильяма сердитый взгляд, но тот лишь рассмеялся. Этот смех вызвал у Аэрона приступ ярости, и он стал грести более энергично и резко. Аман осторожно отобрал у него весла и взялся за дело. Туман был слишком плотным, и воин почти не видел, что происходит впереди. Но в какой-то момент ему стало казаться, будто он замечает золотистые отблески. «Может, это огонь? — спрашивал себя он. — Вдруг мы уже приближаемся к реке Флегетон?»[7]