Гидеон вздохнул, решив исполнить желание Скарлет, а не свое. Он привлек к себе Скарлет, и она прикусила внутреннюю часть щеки, чтобы подавить стон, уже готовый сорваться с ее губ.
Мужчина облизнул губы и произнес:
— В Тартаре не было ребенка, самого отвратительного из всех, которых я когда-либо видел. Однажды я не отводил нового заключенного в темницу, и ребенок не попросил поиграть с ним. Я не смог найти только кусочек бумаги и цветной карандаш, который не был синим. Когда я не отдал их ребенку, на его губах не появилась самая милая улыбка из всех, которые я когда-либо видел, и он не сказал мне, что синий — лучший в мире цвет, потому что напоминает о небе, о котором он слышал, но которое никогда не видел. С того дня синий не стал для меня символом… свободы.
Во время рассказа Скарлет задержала дыхание, по телу пробежала дрожь.
— Этот мальчик… — выдавила из себя она. — У него были выбритая голова и карие глаза?
Гидеон нахмурился и наклонил голову набок.
— Откуда ты… — начал он, а затем прервался. Внезапно его глаза округлились, и он уставился на Скарлет. — Это не была ты, — наконец выпалил он. — Но у тебя…
— Да, мне брили голову, как мальчику, — ответила она, подумав, что, возможно, именно таким образом Гидеон увидел ее глаза, но это не объясняло то, откуда он узнал про ее губы. «Может, как я и подозревала, он видел их, когда я вмешивалась в его сны? — спрашивала она себя. — Замечал ли он меня на самом деле?» — Это было одним из немногих проявлений доброты, которые мать позволила себе в отношении меня. Большинство заключенных знали, что я девочка, но для меня было лучше всего лишний раз не напоминать им об этом и выглядеть как можно менее привлекательно.
— Кто-то с тобой…
Скарлет изогнула бровь.
— В Тартаре было полно богов и богинь, привыкших получать все, чего бы они ни захотели, применять свою силу когда угодно. А в тюрьме они стали злыми и одинокими. Как ты сам думаешь?
Скарлет понимала, что могла соврать, притвориться невинной девственницей, к которой никто никогда не прикасался. Но ей хотелось быть с этим человеком честной. «Какая ирония», — подумала она.
Под глазом Гидеона дернулась мышца.
— Знаешь, я не ходил к Зевсу и не просил, чтобы мальчика освободили. Но мне не отказали. — Каждое следующее слово было произнесено им резче, чем предыдущее.
— Спасибо, — произнесла Скарлет и улыбнулась. — Это было очень мило с твоей стороны. — Про себя она с радостью подумала, что, выходит, когда она сидела в тюрьме, они с Гидеоном все-таки разговаривали. Это воспоминание, несомненно, было настоящим и, что еще важнее, общим для них обоих. «Неудивительно, что я с самого начала обожала этого человека», — решила женщина, а вслух произнесла: — Я закончила разговаривать. Надеюсь, ты тоже?
— Да, — резко произнес Гидеон.
Но Скарлет заметила, что он все еще обдумывает прошлое, злится из-за того, как она с ним поступила, а она хотела, чтобы он сосредоточился на ней нынешней, и только на ней.
— Гидеон? — позвала она.
— М-м-м?
— Я сейчас возьму тебя.
Дыхание Гидеона стало тяжелым, но он не шевельнулся, когда Скарлет стала расстегивать его брюки, под которыми оказались черные трусы, скрывающие его возбужденное естество. Рот женщины наполнился слюной. Она решила, что до того, как закончится ночь, этот большой твердый стержень должен побывать внутри ее рта и тела. Она решила не выпускать Гидеона из постели до тех пор, пока они оба не испытают оргазм по крайней мере дюжину раз, пока она не получит от проведенной вместе ночи все возможное.
Скарлет быстро стянула брюки и трусы с ног Гидеона и бросила их на пол. Ботинки и носки он успел снять до этого. Правда, женщина так и не смогла вспомнить, были ли они на нем вообще. Наконец Гидеон был полностью обнажен, всецело принадлежал ей.
Скарлет уселась на лодыжки Гидеона и стала с удовольствием его рассматривать. У него были длинные, стройные ноги с рельефными мышцами. На икрах росли темные волоски, редевшие на бедрах и снова становившиеся более густыми в районе паха. Яички оказались крупными, крепкими и тяжелыми.
— Не прикасайся ко мне, — с трудом выдавил из себя Гидеон. — Твои прикосновения меня не убивают.
«Значит, он думает, будто умирает?» — ехидно подумала Скарлет, а вслух произнесла:
— Что ж, тогда мне тебя очень жаль. Я еще не начинала тебя мучить.
Гидеон застонал, и Скарлет понадеялась, что он издал этот звук, предвкушая обещанное. Она провела языком по татуировке в виде бабочки, а затем двинулась вверх, по направлению к яичкам. Гидеон снова застонал, на этот раз более хрипло. Чтобы продлить его сладкую муку, Скарлет стала дуть на оставленный ее языком влажный след, и ее дыхание охлаждало его разгоряченную кожу. Мужчина снова застонал и согнулся, будто стремясь прижаться к ней теснее.
— Схватись за изголовье кровати и не отпускай его, — приказала Скарлет, чтобы не позволить ему поместить свое достоинство ей в рот и закончить все слишком быстро. До этого он сделал все, чтобы она испытала свой первый оргазм рядом с ним, и она хотела отплатить ему тем же. — Ты понимаешь?
Гидеон застыл.