Она не спит уже какое-то время, и мы выпили две бутылки воды, которые стоят теперь на камине, наполненные снегом.
– Как думаешь, что с ними случилось? – спрашивает Аманда. – С теми, кто жил здесь?
По правде говоря, тела умерших я перетащил в кабинет, чтобы они не попали ей на глаза.
– Не знаю. Может, ушли куда-то, где тепло?
Она улыбается.
– Врун. В нашем кораблике так жарко не бывает.
– По-моему, это называется крутой кривой обучаемости.
Аманда глубоко вдыхает и медленно выдыхает.
– Мне сорок один год. У меня была жизнь. Не самая яркая, не самая выдающаяся, но моя. У меня была работа. Квартира. Собака. Друзья. Любимые телепередачи. Парень, Джон, с которым я встречалась целых три раза. Вино. – Она смотрит на меня. – Я ведь ничего этого больше не увижу, да?
Я не знаю, что ответить.
– У тебя, по крайней мере, есть пункт назначения. Мир, в который ты хочешь вернуться. Я в свой вернуться не могу, так что же мне остается?
Аманда продолжает смотреть на меня.
Неотрывно.
Напряженно.
Ответа у меня нет.
Проснувшись в следующий раз, я вижу в камине кучку тлеющих угольков. Солнце пытается проскользнуть в комнату, и снег за окном сияет в его лучах.
В доме невыносимо холодно.
Вытянув руку из спального мешка, дотрагиваюсь до одежды на камине и с облегчением обнаруживаю, что все высохло. Прячу руку и поворачиваюсь к Аманде. Она укрылась с головой, и я вижу только вылетающие облачка пара от ее дыхания. На поверхность мешка пар выпадает кристалликами льда.
Натягиваю одежду, развожу заново огонь и держу руки поближе к пламени, пока в пальцы не возвращается чувствительность.
Решив не будить Аманду, прохожу через гостиную. Здесь светло – солнце проникло в комнату через свободные от снега верхушки окон.
Поднимаюсь по темной лестнице.
Иду по коридору.
Вхожу в детскую спальню, где снегом запорошило почти весь пол.
Вылезаю через окно наружу и щурюсь от режущего глаза ледяного блеска. Через пять секунд я уже ничего не вижу.
Вокруг глубокий, по пояс, снег.
Идеально-голубое небо.
Тишина.
Ни щебета птиц.
Ни каких-либо вообще звуков жизни.
Ни даже шепота ветра.
И ни намека на наши следы.
Все скрыто ровным слоем свежего снега.
Температура, должно быть, сильно ниже нуля, потому что тепла не чувствуется даже непосредственно под солнцем.
Вдалеке знакомый силуэт Чикаго – сияющие небоскребы, заснеженные и обледенелые.
Белый город.
Ледяной мир.
Я смотрю на пустошь, путь через которую едва не стоил нам вчера жизни.
Куба не видно.
Аманда проснулась и, завернувшись в одеяла и спальные мешки, сидит у камина.
Я иду в кухню, нахожу какую-то посуду.
Потом открываю рюкзак, достаю пару упаковок сухого пайка.
Еда холодная, но питательная.
Аппетита нам не занимать.
– Видел куб? – спрашивает Лукас.
– Нет. Думаю, его замело.
– Замечательно. – Моя спутница смотрит на меня, а потом снова поворачивается к камину. – Даже не знаю, злиться на тебя или благодарить.
– Ты о чем?
– Пока ты был наверху, я зашла в туалет, а потом забрела в кабинет.
– Значит, ты их видела.
– Они ведь умерли от голода, да? Еще до того, как у них кончились дрова.
– Похоже, что так.
Я смотрю на огонь и в какой-то момент ощущаю покалывание в затылке.
Как звоночек. Оно началось только что, когда я был снаружи и думал, оглядывая пустошь, о том, что мы едва не умерли в этой пурге.
– Помнишь, что ты сказала насчет коридора? Что он напомнил тебе, как люди теряют ориентацию в буране?
Аманда отодвигает паек и смотрит на меня.
– Двери в коридор соединяют нас с бесконечным множеством параллельных миров, так? Но что, если мы сами определяем эти соединения?
– Как?
– Что, если мы сами неким образом выбираем специфические миры?
– Хочешь сказать, что я намеренно выбрала эту дыру из множества реальностей?
– Не намеренно. Возможно, этот мир – отражение того, что ты чувствовала в тот момент, когда открывала дверь.
Лукас подбирает остатки еды и бросает пустой пакет в камин.
– Подумай сама, – продолжаю я. – Первым миром, который мы увидели, был тот разрушенный Чикаго с рассыпающимися зданиями. А теперь вспомни, в каком эмоциональном состоянии ты вошла на подземную парковку. Что ты чувствовала?
– Страх. Ужас. Отчаяние. Господи, Джейсон!
– Что?
– Перед тем как мы открыли дверь в ангар и увидели наших с тобой двойников, ты именно об этом и говорил.
– Неужели?
– Ты рассказывал о мультивселенной, о том, что все, что может случиться, случится, и что где-то есть мир, в котором мы с тобой – то есть наши двойники – не добрались до куба. А через несколько секунд ты открыл дверь, и именно этот сценарий разыгрался у нас на глазах.
По спине у меня от волнения бегут мурашки – на меня как будто снизошло откровение.
– И все это время мы задавались вопросом, где этот контрольный механизм…
– Контрольный механизм – мы сами.
– Да. И в таком случае мы можем попасть в любой мир, куда захотим. Включая и наш собственный.
С утра пораньше мы уже стоим посреди молчаливого квартала. Стоим по пояс в снегу, дрожа от холода, хотя и напялили на себя всю зимнюю одежду, какую только нашли в гардеробной.
Перед нами чистое поле. Никаких следов. И ни намека на куб. Ничего. Только ровная снежная целина.