Темная Материя (сборник)

– Какой ты молодец! – (жена довольна) – Иди уже домой. Кастрюли я продала, но осталась сковородка – сделаю тебе яичницу.

(– Мамочка, я сняла штанишки, чтобы пописать, ты их не видела?)

– Скоро буду!

Бултых!

Я запихиваю пустой баул за пазуху, Машкины трусы в горох прячу в карман. Баста, трусы не продаются. Стану старенький – буду смотреть и вспоминать, как она гоняла лопаткой муравьев.

В черный пролом во льду сыплется снег.

Киевский вокзал белеет в темноте, «Рэдиссон» светится неоном, из труб ТЭЦ в черное небо вырывается густой малиновый пар.

Воздушные терзания

Дедушка отмучился.

Омытый и обряженный, он смирно лежал в своем гробу, строгий и безучастный, полностью готовый поплыть по волнам великого Эфира.

– И не подумаешь теперь, что он доставил нам столько хлопот, правда?

– Да. Спасибо тебе.

Алевтина, не меньше меня измученная двухнедельной дедушкиной агонией, тронула меня за локоть траурной перчаткой и с благодарностью заглянула в глаза.

– На той неделе мы вам все оплатим.

Мы распрощались, однако уже к вечеру она набрала мне:

– Але! Артем? Доброй ночи! Мне только что позвонил юрист с кладбища, у нас ЧП, дедушку не пускают в Эфир!

– Правда?! Почему?!

– У него набивка иностранная на груди – нужен перевод…

– И это только что выяснилось?!

– Да, не говори, блин! Это родственники облажались… А теперь спрашивают: «Можно ли хоть что-то с этим делать?» В рамках бюджета, разумеется…

– Вот козлы!

– Точно… Ты сможешь поправить в ближайший час?..

– Алевтин, прости, я не могу…

– Артем, дедушку не пускают в Эфир.

– Алевтин, я голый, я в бане, я за городом, я уже выпил…

– Артем, горит Эфир!

Спорить было бесполезно. Чертыхаясь, я слез с полки, извинился перед братвой, кое-как оделся, захватил фонарь, лопату и через час вместе со знакомым татуировщиком раскидывал мерзлую глину.

– Уф! – в луче фонаря густой пар моего дыхания бился в свежие глинистые края могилы.

– Насилу откопали! Говори, чего писать?

– Так, – Алевтина зашуршала клавиатурой, – так… Там, где на груди купола и большими буквами Think different, ставим звездочку и мелкими буковками на яйцах дублируем: «Думай разно».

– Есть.

– На левой ноге, где у него «Иду туда где нет конвоя», ставим пропущенную запятую и пишем ниже разборчиво «Художественный вымысел, не пытайтесь повторить!»

– Готово.

– Все. Зарывайте его, будем надеяться, что это все.

– Целую.

– Пока!

* * *

Свет в комнате погасили, и детки заволновались, догадавшись, что сейчас будет торт.

– Ну-ка, все вместе: «С днем рожденья тебя-я-я, с днем рожденья-я…»

Однако вместо торта в темную комнату проникла какая-то возня, а потом раздался вежливый шепот:

– Артем! Артем!

Сдергивая мишуру, я выскочил в темную переднюю.

– Господи! Куда ты его приперла?! У Маши день рожденья, детки за столом, а ты гроб тащишь!?

– Артем, – даже в темноте было заметно, как Алевтина нервничает, – Артем, дедушку опять не пускают в Эфир!

– Что ж, б…, на этот раз?!

– Дедушка слишком длинный. Оказалось, что родня проплатила Эфир под 25, а дедушка 30. Спрашивают, можно ли хоть что-то с этим сделать. В рамках бюджета, разумеется.

– А ты сама не можешь ему что-нибудь отчекрыжить?!

– Артем!

– Папа, мы сейчас будем задувать свечи, ты где?

– Ай! Иду! – я метнулся за ножовкой, ломая ногти, содрал испачканную землей крышку и, грубо прикинув на глаз длину, изо всех сил принялся кромсать дедушкины ноги.

– Подожди! Там же набивка!

– Дорогой, у нас свечи сейчас прогорят!

– Иду, еп!.. Цела будет ваша набивка, – пот градом тек по лицу, – сейчас увидишь!

Сломалось полотно. Бросив ножовку, я зубами оторвал последний лоскут кожи и обе дедушкины конечности оказались у меня в руках. Я подвернул пустые штанины, а обрубки изо всех сил запихнул в рукава.

– Вуаля!

– Слушай, ну ты просто волшебник! Просто как будто так и было! Спасибо тебе, дальше я сама!

– Извини, все что могу!

– Спасибо огромное! Так выручил! Привет Маше! Пока!

Стряхивая опилки костей, я побежал в гостиную, а довольная Алевтина принялась заколачивать гроб.

* * *

– Але, это Артем?

Я посмотрел на будильник – три часа ночи.

– Да…

– Артем, очень приятно, это вдова Бориса Павловича.

– Какого, на хер, Бориса Павловича?

– Кто это? – жена привстала на подушке.

– Хрен знает…

– Артем, я видела Бореньку в Эфире, – вдова всхлипнула. – Артем, мы все видели Бореньку в Эфире! Это такой праздник, такая радость… Но, Артемчик, – вдова перешла на взволнованный шепот, – и я, и Раиса Павловна, когда мы увидели в Эфире Бориса Павловича, мы все в один голос сказали: что ж он такой бледный! У вас он был загорелый, румяный, сочный, а в Эфире… Скажите, можно с этим хоть что-то сделать? В рамках нашего бюджета, разумеется…

Я отбросил одеяло и вскочил на коврик.

– Знаете что?! Знаете что?! Я с большой любовью относился и отношусь к Борису Павловичу, он самому мне уже почти как родственник, но за бесплатно на этом проекте я больше палец о палец не ударю, вот! Я беру 50 баксов в час – хотите что-то делать – платите! Вот!

Вдова обиженно помолчала.

– Значит, за пятьдесят долларов вы готовы…

– Э, нет! Час я его только откапывать буду!

– Хорошо, значит, за семьдесят пять долларов.