Темная половина

Я покачала головой. У меня была только одна версия — когда он заметил, что у дома что-то случилось, он усыпил меня не для того, чтобы я не вертелась под ногами, а для того, чтобы углубить метку. Из гуманных ли соображений или чтобы громко не орала — а вот не знаю.

— Что происходит? — я наконец заметила стопку бумаг в руках у Мари.

— Ничего хорошего, — отрезала она. — Один твой вампир использует тебя как повод для странных игр со вторым твоим вампиром, который вчера убил трех людей и добрался до своей жены.

Я немного запуталась в вампирах, тем более, что Люций вчера тоже убил троих людей. Но потом сообразила:

— Костик! Он спрашивал меня о Маше!

— Да, — кивнула Мари. — Он ее вспомнил, и чем это обернется…

Она оборвала себя, как будто выболтала секрет и пожалела об этом.

— Ты хочешь на свободу?

Я даже не ожидала такого вопроса, потому что судорожно думала, как мне связаться с еще одной знакомой мне бывшей возлюбленной Костика и как посоветовать ей смотаться пока из города.

— В смысле снять метку и жить как раньше? Или умереть? Или стать вампиром?

— Нет, нет и третье тоже нет, — Мари протянула мне бумаги. — Это твой паспорт. Там виза, билеты и кредитка. Улетай. Сделай несколько пересадок. Спрячься. Когда здесь все закончится, вернешься. Или не вернешься, если не захочешь.

— Зачем вам это? — я открыла загран, который вообще-то хранился у меня дома в ящике стола, тупо посмотрела на шенгенскую визу. А чего американскую не сделали, раз такие крутые?

— Убить тебя с меткой будет тяжело, оставить тебя рядом с Апрелем просто опасно. Постарайся не попасться Люцию.

Это она могла бы не говорить. Степень его будущего бешенства сложно вообразить.

— А как я узнаю, что все закончится?

Она равнодушно пожала плечами. Мне это нифига не понравилось.

Но…

Полчаса назад я видела только один выход, и разговор с Люцием показал, что он почти невозможен. А сейчас мне дают еще один вариант, мечту мою — я с некоторым подозрением вспомнила Макса, но билеты были не в Скандинавию, а в Минск, а оттуда в Стамбул и Афины, так что возможно просто совпало. Еще случайных попутчиков-шпионов с внешностью Тома Круза мне не хватало.

— Такси ждет, — все правильно поняла Мари.

Из коридора, где была комната Люция раздался глухой удар.

Она кивнула.

И я побежала.

2.1 Заяц бежит из капкана

Раньше я любила аэропорты, даже если сама никуда не летела. Огромные шумные залы, заполненные предвкушением, тревогой, радостью, усталостью, интересом, любовью и грустью. Шумно, много людей, но никто тебя не замечает. Можно стоять посреди потока людей и придумывать, куда отправилась бы.

Например, с этой семейной парой, у которой в переноске мечется абиссинская кошка. Может быть, она скоро увидит прародину своих предков? Или с этой девушкой в шлепках, шортах и короткой шубе. Полететь с ней в Таиланд или вернуться в Норильск?

А может, вон тот мужчина в кашемировом пальто и с зонтом летит не в Лондон, как можно подумать, а в Катманду? Подсмотреть, что ли, у какой стойки он зарегистрируется?

Но здесь еще слишком шумно, еще много лишних — провожающих со слезами или плохо скрываемой радостью, встречающих с огромной связкой воздушных шаров или стаканом кофе, пахнущим имбирем, таксистов, продавцов страховок и мелких мошенников. Лучше сразу рвануть к досмотру и паспортному контролю, чтобы уже не дергаться, что опоздаешь, расслабиться.

В зале ожидания, несмотря на то, что все расписано по минутам, не существует времени. Не существует ответственности. Не существует забот и дел — пишешь у меня посадка, выключаешь телефон и отправляешься в дьюти-фри выбирать между Курвуазье и Макалланом. Пока не объявили посадку, ты ни на что не можешь повлиять и ничего никому не должен. Разве что двести евро в кассе, но зато за них дают приятно тяжелый пакет с медовым огнем в стекле. Или ослепительно нежный аромат пряностей в затуманенном фиале цвета зеленой травы. И тем, и другим можно позвякивать весь полет, предвкушая, как будешь любоваться, вдыхать, фотографировать на белоснежных простынях гостиничного номера, делать первые глотки или вдохи…

Но сегодня я чувствовала себя иначе.

Мне казалось, что каждая проходящая к стойке регистрации девица в цветастом длинном платье с Самсонайтом на коротком поводке достает телефон, чтобы написать Люцию «Она здесь!», да-да, стоит с глупым видом между Люфтганзой и киоском и сим-картами, портит вкус своей крови слишком крепким кофе и не сбегает покурить наружу под мелкий моросящий дождь только потому что придется снова проходить досмотр.

Мне казалось, что я вижу белые длинные волосы в толпе приблизительно раз в две минуты. И сердце начинало суматошно колотиться, дыхание перехватывало, и я судорожно проверяла, не тянет ли меня делать странные вещи или идти туда, где он меня поймает. Меня тянуло только прятаться за рекламные щиты. Пять чашек кофе, правду сказать, не способствовали спокойствию. Уже и не понять было, от чего бьется сердце — от ужаса или от кофеина.