Темная сторона Англии

Утром лучше не стало. Я снова напомнил Давиду про мою просьбу, он кивнул, и мы начали работу по вчерашней схеме. Я ставил один лишний ряд за него, а восьмой ряд ставил он. В моменты, когда боль становилась совершенно невыносимой, я задирал рукав, разматывал бинт и клал руку в лед, которым была засыпана рыба. Через минуту становилось легче. Я быстро бинтовался обратно и становился на линию. Так продолжалось более полутора недель. Заживление шло медленно, потому что как ни крути, а за день через мои руки проходило больше десяти тонн рыбы. Какое тут заживление. Удивительно, что она вообще зажила.

* * *

— Лабас ритас! — Мой литовский напарник уже раскладывает пустые паллеты на полу около линии готовой продукции.

— Привет! А где наше местное чудо? — я спрашиваю про Давида, который работает вместе с нами в цеху.

— Наверное, опять проспал. Опять придется пахать вдвоем на три окна.

— Да нет. Вроде ползет. Хай, Давид!

Заспанный донельзя Давид молча, как будто к нему никто не обращался, подошел и встал между нами у линии.

— Ну ладно, значит не проснулся еще. — Я натягиваю перчатки и хватаю с ленты первую коробку с лососем.

Давид работает на рыбном заводе давно. Гораздо дольше нас. Судя по всему, его не особо хотят брать куда-то еще из-за его болезни. Этот молодой шотландец немного не в себе, и многие его поступки кажутся нам несколько странными. Иногда в самом разгаре ручной погрузки он может запросто развернуться и уйти на двадцать минут в туалет или сразу пойти домой. Ему абсолютно все равно, что мы с литовцем остаемся вдвоем на три ленты, ему плевать, что будет происходить на его рабочем месте после того, как он отсюда уйдет.

А временами он просто впадает в бешенство, хватает коробку с рыбой и запускает ее в стену, потом еще одну в готовый поддон и одну в электрощит над конвейером. После чего спокойно разворачивается и со словами «Я это убирать не буду» снова уходит в туалет. Мы с литовцем нажимаем на «Стоп», собираем лосося, лед и скручиваем оборванные провода на датчиках линии. У нас нет возможности все бросить и уйти. Нас сразу уволят. Поэтому нужно продолжать работать, предварительно наведя порядок хотя бы для того, чтобы не поскользнуться и не упасть на бетонный пол.

— Куда ты пошел, Давид? — спрашиваю я его, когда он в очередной раз разворачивается и идет к дверям цеха, оставляя нас вдвоем.

— Дрочить, — абсолютно нормальный ответ для многих из них.

Коробки для ручной погрузки идут вперемешку с остальными. Все время приходится выхватывать их с линии то тут, то там. Сапоги скользят по мокрому полу, с переполненной линии на пол постоянно падает рыба, в ушах — грохот конвейера и жужжание роботов, бешеный ритм погрузки не дает никакой возможности переброситься даже парой слов. Несмотря на то что это холодильник, комбинезон на спине постепенно становится мокрым, перчатки мокрые насквозь уже давно, все штаны пропитаны рыбьей слизью и кровью, а по лицу течет пот. Мы давно уже сбились со счета и не можем понять даже примерно, сколько поддонов сделано и сколько осталось еще. Время тянется бесконечно долго, и с каждой минутой все чаще появляются мысли, что этот ужас не закончится никогда.

— Ты смотрел заказ на сегодня? — спрашиваю я литовца.

— Смотрел.

— Ну и сколько там?

— Лучше тебе не знать, — вытирая рукавом лоб, смеется он в ответ.

Мало-помалу коробки начинают редеть. Это значит, что скоро перерыв. Можно будет отдышаться, поесть и попытаться привести в порядок мозги. Что-то последнее время я все чаще начинаю задумываться о ситуации, в которую попал.

— Видел газету на доске объявлений? — спрашивает меня в перерыве Вован, доедая четвертую булку.

— Нет, а что там?

— В пятницу нашего повара с раздачи полиция повязала.

Я обернулся назад и увидел, что тот невозмутимо стоит за стойкой.

— Так он же сегодня на работе. Что, уже отпустили?

— Ну да. А в пятницу вечером его поймали в городе.

— За что? — Я никак не могу понять, почему полиция набросилась на молодого человека, который постоянно готовит нам еду.

— А он дрочил под окном какого-то дома. Там девушка переодевалась и до конца не задвинула шторы. А он шел откуда-то и увидел ее голой. Остановился, ну и… — Вован захихикал. — Короче, соседи напротив увидели и вызвали ментов. Те повязали его прямо со спущенными штанами. Теперь во всех газетах пишут.

— А я-то думаю, что сегодня его все как-то странно подкалывают, а он только скромно улыбается в ответ. Ну что ж, прославился паренек…

— Кстати, смотри, сегодня местные будут кушать в долг.

— Это почему? В пятницу же была зарплата.

— А ты не обратил внимания, что они ее почти всю сразу оставили на кассе? Они же каждую неделю питаются в долг. В пятницу рассчитываются и сразу в паб! Все, что осталось, за выходные пропивают, а в понедельник снова едят в долг. И так всю жизнь. У них же, если на счету есть хотя бы пара сотен фунтов, это уже дикие накопления. Здесь такая жизнь. Ладно, я курить. — Вован задвинул стул, выбросил упаковку от булок и ушел на улицу.

* * *