Темная сторона Хюгге

– Мало у кого хватает. Во многих пациентах, проходящих психиатрическое лечение, страдание сидит так глубоко, а их личность так уязвима, что даже не ставится вопрос о возможности раскрыться и заглянуть внутрь себя. Речь идет о том, чтобы спрятаться в «домик» наиболее эффективным способом. И среди нас, психически здоровых людей, большинство не заинтересовано во встрече с собой.

– Почему?

Какое-то время она тщательно обдумывала ответ.

– Наш мир – это поток, стремящийся наружу последние 500 лет. Каждый шаг внутрь себя означает движение против течения.

Один за другим слушатели поднялись со своих мест и, выходя, пожали ей руку.

В конце концов мы остались в помещении одни.

– У меня есть брат, неродной, родители усыновили его, когда он был ребенком, – сказал я. – Он пытался покончить с собой. Я боюсь, что он предпримет еще попытки и добьется своего. Хотя в нем есть что-то, глубоко внутри, что-то, не желающее умирать. Вы могли бы помочь вытащить это наружу.

Она покачала головой.

– У нас очередь на несколько лет вперед. Нужно, чтобы его лечащий врач направил его к психиатру или в Центр функциональных страданий, а оттуда его перенаправили к нам. Но и в этом случае лишь немногие находят в себе мужество согласиться, когда доходит до дела.

– Я боюсь, что он умрет.

Она открыла передо мной дверь.

– Наши ресурсы ограничены. Спасибо, что пришли.

Этой ночью я не мог заснуть. Часа в четыре утра я встал, вышел на улицу и сел за руль. Машин в этот ранний час не было. В пять я добрался до института. Свернув с шоссе к зданию, я проехал мимо черного фургона, стоявшего с выключенными фарами.

Я принес из машины плед, сел спиной к окну и стал смотреть, как солнце поднимается над бухтой.

Вахтер, тот самый, которого я накануне видел за стойкой на входе, обогнул здание и приблизился ко мне. Я объяснил, зачем я здесь, он попросил показать удостоверение, я предъявил ему водительские права. Он отошел, предоставив меня самому себе.

Вскоре после этого подошли двое полицейских, которым я тоже предъявил удостоверение личности, и они удалились, как и вахтер.

Лиза появилась час спустя. Она остановилась и несколько секунд смотрела на меня, потом села рядом.

Мы сидели так минут, может, пять, что не так и мало для двух чужих друг другу людей, молчащих вместе.

Для нее я был чужим.

– Есть еще какая-то причина, по которой вы здесь, – сказала она. – Помимо брата.

Она сказала это, не желая спровоцировать меня. Просто констатировала факт, который был ей очевиден. Словно меня было видно насквозь, как светящуюся объемную фигуру.

Что-то подсказало мне, что ответь я сейчас не то, что нужно, – и приоткрывшаяся между нами дверка закроется, так же, как закроются для меня и двери самого института.

– Есть вещь, которую я всегда искал, – ответил я. – Я пытался найти подлинные встречи. Между людьми. Они очень редки. И длятся очень недолго. Часто мы даже не успеваем заметить, что такая встреча состоялась. Мы не знаем, что делать, чтобы эти встречи повторились. Впервые в моей жизни такие встречи стали происходить, еще когда я был маленьким. Все началось со встречи с Симоном, которого мои родители взяли в нашу семью. Потом был еще один человек. Девочка, я встретил ее в детском саду.

Она медленно поднялась на ноги.

– Я работала с несколькими великими врачами, – сказала она. – Еще когда была студенткой. С психиатрами и терапевтами. В Дании и за границей. Это были люди, у которых в общей сложности обследовалось 50 тысяч пациентов. Я задавала этим светилам один и тот же вопрос: что заставляет людей обращаться к вам? В чем причина их страданий? Они объяснили мне, что пациенты говорят одно и то же. Твердят, что лишены подлинного контакта. Я основала эту клинику, чтобы попытаться выяснить, что разделяет людей. Что препятствует встрече. Что нужно, чтобы люди увидели друг друга.

Она открыла дверь.

– Через неделю у нас подробная информационная встреча с пациентами, вы можете подъехать?

Вопрос был брошен мимоходом. Меня снова проверяли. Любая ошибка с моей стороны – и больше я ее уже не увижу.

Я кивнул.

Выезжая с парковки, я опять заметил полицейских. 

* * *

Я живу неподалеку от мамы моих девочек.

В тот вечер я постучал в ее дверь. Уже смеркалось.

Бросив на меня взгляд, она отступила в сторону, прочтя в моих глазах немой вопрос – можно ли на минутку увидеть дочек.

– Они спят, – сказала она.

Я вошел в спальню и присел на один из стульев возле их кровати. Прислушался к их дыханию.

Рождаясь, мы кричим и вдыхаем в себя воздух, а умираем, испуская дух. Дыхание – тонкая ниточка, соединяющая события, которые происходят в нашей жизни. Моя младшая совсем не кричала, появившись на свет. Роды прошли так тихо, так спокойно, она просто-таки выскользнула наружу, акушерка положила ее на теплое полотенце, и она заснула. Без присущего этим минутам крика.

Мать моих девочек села рядом со мной. Так мы и сидели, не произнося ни слова.

Младшая рассмеялась во сне. Искристым, искренним смехом. Как будто пузырики побежали вверх в бокале с шампанским.

Это случалось довольно часто, наверное, раз в неделю.