Темная сторона неба

Мы нырнули под левое крыло и забрались в самолет. Кен на мгновение остановился, похлопал по основанию крыла и улыбнулся.

— Четверть миллиона, — промолвил он.

Меньше, вроде, чем я оценивал два дня назад. Я направился в пилотскую кабину.

Полоса стала различимой: гладкая площадка среди неровной земли. Послышалось, как с шумом закрылась внешняя дверь. Я прибавил газу, повернул влево от рассвета и включил двигатели на полный вперед.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

17

На три тысячи футов мы забирались против солнца. Я передал Кену управление, а сам пошел в салон посмотреть, что поисковая группа из каравана там унесла или сломала.

Искали они, видно, тщательно, даже вскрыли некоторые панели настила, но очень аккуратно. Помимо «беретты» они взяли пару карт и кое-что из простейших инструментов — ключи, отвертки и тому подобное. В ящичке я нашел три патрона 7,65 миллиметра от «беретты».

Одежду мою перерыли, но ничего не взяли, включая кожаную куртку. Не замшевую — простую шоферскую куртку на молнии. Я сменил форму, одел куртку, потом прошел в туалет и, выжимая последние капли воды из умывальника, стал смывать с лица засохшую кровь.

Порез, как будто бы, оказался чистый и не очень глубокий. Хозяину каравана хотелось поставить мне клеймо, и это ему удалось. Даже если наложить швы, тонкая белая линия в три с половиной дюйма останется у меня на всю жизнь. Но зато у меня осталась сама жизнь, чего не скажешь про хозяина каравана.

В кабину я вернулся усталый, голодный, с бородкой, как у пророка, но все-таки чуть почище прежнего. Я сел и расслабился, а Кен вел машину. Десять лет с лишним прошло, как мы сидели в одном самолете.

Ему, видимо, хотелось спать, но глаза его горели, когда он пробегал ими по приборам, а руки сжимали и отпускали штурвал. Воздух вокруг нас казался тихим, как в морозную ночь: ни тряски, ни порывов ветра, ни вверх не бросает, ни в ямы не проваливаемся. Да ещё и Кен за штурвалом.

Через некоторое время Кен спросил меня:

— А что ты скажешь им, когда мы прилетим в Триполи?

— Особых проблем не будет, — ответил я. — Скажу им, что выгрузил груз в Эдри, переночевал, хотел лететь на следующий день, да двигатель забарахлил. Я сел где-то в пустыне, подремонтировать, и потерял ещё одну ночь.

— А представь, что они свяжутся с Эдри?

— Не думаю. Официально я вез детали буровых. А кто подозревает, что это не было буровое оборудование, считают, что я вез оружие для Алжира. Официально Ливия поддерживает алжирских повстанцев, так что все, что нужно ливийцам — это чтобы это дело не выплыло наружу и не дало французам оснований для обвинений в нелегальном снабжении алжирцев оружием. И если я буду твердо придерживаться своей легенды, они меня поддержат.

— А как насчет хозяина каравана и того малого, которого я ранил в колено?

— Такой же ответ. Дело в том, что они — не граждане Ливии. Эти караваны вообще не хотят принадлежать ни одной стране: от этого их торговля только пострадает. Я не думаю, что кто-то что-то узнает. А этот полицейский наверняка будет молчать. Ты знаешь, — добавил я, — пожалуй самое серьезное во всем этом то, что я забрал его револьвер. А он принадлежит государству.

— С этим нет проблем, — сухо сказал Кен.

Я посмотрел на него.

— Кен, друг, это же мой приход, помнишь? Я десять лет летаю по этим местам. Я знаю, что тут и почем.

Он кивнул.

— Ну, извини.

— А как насчет твоей легенды? — поинтересовался я.

— Я чист, за исключением одной вещи: у меня ливийская виза в паспорте, но нет отметки о въезде. Так что если бы ты приземлился одновременно с каким-нибудь лайнером, я протиснулся бы вместе с пассажирами.

Это он сумеет. Даже после трех дней пребывания в пустыне его одежда так и кричала, что этот человек при деньгах. Никто не задаст ему лишних вопросов.

— Это можно организовать, — сказал я. — А как быть с «вальтером»?

— Постараюсь его сохранить. Он мне нравится.

Я достал револьвер полицейского и взвесил его на руке. Под барабаном на нем был грубо проставлен номер, но не номер изготовителя.

— У меня впечатление, что на глаз видно: это государственная собственность, — сказал я. С этими словами я открыл стекло и выкинул его за борт, стараясь не задеть им винта. — Наплевательски я все-таки отношусь к оружию: за три дня это третий пистолет уплывает от меня. Ладно, может, вернутся.

Кен с любопытством посмотрел на меня, его длинное лицо слегка нахмурилось. Потом он кивнул и занялся над радиокомпасом. Вскоре я принял у него управление. Воздух стал ощущаем, будто камней под колеса накидали.

Горючего у меня было на четыре часа, а лететь оставалось два, и я посвятил это время прогулке по эфиру, пока не наткнулся на радиообмен между «Идрисом» и рейсовым самолетом компании «Алиталия». Я спланировал свою посадку сразу после самолета «Алиталии», связался с аэропортом, назвал диспетчерской вышке свои данные. Сел я около восьми часов утра.

Кен выпрыгнул и ушел, едва мы застопорили двигатели. Я стал ждать, что будет дальше. Появился полицейский с красивыми белыми поясом и кобурой, но оружия в кобуре явно не было. Мне жалко стало, что и тут они расстаются с пистолетами.