– Это корчма. Узнаем дорогу, – сказала она же, и все вздрогнули: голос ее был уже другой и совсем не похож на резкий взволнованный говорок госпожи Алимовой. Теперь это был густой мужской бас.
– Нас убьют? – жалобно спросил кто-то третий, управлявший действиями медиума.
– На пороге не стой. Заходи, раз пришел, – сказал четвертый голос, и глаза госпожи Алимовой распахнулись. В них горела злоба.
Против всех ожиданий, путникам удалось благополучно сойти с моста на берег. Но они никак не могли понять, где находятся. Местность казалась им совершенно чужой. Дом кума Тучкова находился недалеко от моста, с левой стороны острова. Между тем они уже прошли расстояние почти в два раза большее, а даже улицы нужной не отыскали.
Желтый огонек все так же маячил где-то впереди, но Харитону это совсем не нравилось.
– Кому его тут зажигать? Некому, окромя нечистой силы, – бормотал еле слышно приказчик.
Тучков, напротив, только об одном беспокоился – добраться бы до огонька поскорее. Не ровен час, люди, его зажегшие, отправятся спать и погасят их путеводный светоч?
– Ийях-ийях-ийях-ийях! – раздалось вдруг из темноты. То ли смех, то ли икание какого-то огромного существа.
Сердце купца ухнуло вниз под ребра, руки похолодели.
– Кто здесь?! – завопил он. А Харитон очертя голову бросился вдруг бежать, не разбирая дороги.
– Стой! Куда?!
Оставаться в непроглядной тьме наедине с неизвестным чудищем – это выше человеческих сил. Купец, не раздумывая, бросился вслед за приказчиком.
Спотыкаясь о камни и коряги, он неуклюже бежал, ветки цеплялись за его одежду, и каждую минуту рисковал он загреметь по темноте в какую-нибудь рытвину и переломать ноги… Но по крайней мере на бегу не слышно было этого страшного непонятного «ийях-ийях-ийях-ийях».
От худого и юркого Харитона купец сильно отстал.
Приказчик ломился где-то далеко впереди сквозь заросли и быстро пропал из виду…
Совершенно обессиленный Тучков выбежал на какую-то опушку, свободную от тумана, – видно, далеко она была от реки. Здесь стояла чья-то изба, и желтый огонек раскачивался над входной дверью – простой огарок свечи, укрытый стеклянным колпаком. Над дверью была вывеска: «Лешая корчма».
Авраам Тучков подивился названию, но раздумывать не стал. Постучался и вошел. За порогом на него пахнуло теплом, даже жаром.
Пламя из горящего очага ярко освещало небольшую комнату: в середине ее стоял Харитон с безумной ухмылкой на лице, его держали за руки двое ражих молодых парней. Какая-то кривобокая старуха мешала варево в огромном котле, справа и слева теснились еще люди.
– Беги, Авраам Нифонтович, – сказал, улыбаясь, Харитон. Лицо у него стало белее пшеничной муки. – Это разбойники. Душегубы…
Купец попятился назад, но ему быстро заступила дорогу страшная губатая баба с подсохшей кровяной коркой на лице.
– Куда?
Одним стремительным движением тетка срезала кошелек с пояса Тучкова и вытолкнула купца на середину комнаты так, что он упал.
Позади раздались странные звуки – свист, стук и будто что-то плюхнулось в жидкую грязь. Тучков обернулся и – захрипел от ужаса. С пола на него щерился Харитон. Глаза приказчика выпучились, рот и подбородок залились кровью, как будто он неаккуратно напился из ведра брусничного киселя, а шеи и всего остального у Харитона уже не было: его голову только что смахнули с плеч топором.
Госпожа Алимова захлебывалась словами. Она говорила очень быстро и делала много непонятных движений руками, будто отмахиваясь от чего-то невидимого. С каждой минутой речь ее становилась все менее внятной. После слов: «Беги, Авраам… Это душегубы!» – медиум вдруг подскочила, вцепившись когтистыми коричневыми лапами в столик, и некрасиво распустила большой рот в немом плаче, хрипе…
– Ну, это уже совсем ни в какие рамки! – не вытерпел господин Фролов и подскочил с места.
От звука его сердитого голоса медиум рванулась, как будто ее ошпарили кипятком, коротко завопила и упала, опрокинувшись на спину.
На полу ее выгнуло дугой, затрясло – с резким и громким стуком она колотилась затылком о дубовый паркет. Изо рта хлынула пена.
– Доктора! – вскричал адвокат Волынцев и бросился к телефону.
– Ложку! Скорее, – потребовал литератор Л., и мать Саши выбежала из комнаты.
– Что это? – прошептала Саша, с трудом разлепив онемелые губы.
– Эпилептический припадок, – ответил господин Фролов. – В Средние века подобные женщины кликушествовали в церквях, и святая инквизиция изгоняла из них дьявола очищающим огнем. А теперь… вот-с, изволите видеть. Спиритические сеансы… вперемежку с цирком!
На лице господина Фролова было странное выражение – то ли мучительного сочувствия, то ли презрительного отвращения, непонятно, впрочем, кому или чему адресованное.
Александру Волынцеву такой глупый финал духовного опыта раздосадовал: ничего интересного не оказалось во всей этой мистике.
Артельщики обступили глинистую яму. Вызванный подрядчиком урядник растолкал мужиков, спрыгнул вниз и стал деятельно распоряжаться.