Темная сторона сексуальной революции. Переосмысление эпохи эротической свободы

Короче говоря, вопреки мнению либерального феминизма, женское освобождение заключается вовсе не в подражании мужскому типажу сексуального «подлеца». Ведь многочисленные плейбои не боятся женских «сексуальных свобод» – наоборот, они с радостью полакомятся очередной порцией девушек, не выказывающих недовольства. И именно поэтому приговор, который после знакомства с идеями книги вынесла моя бабушка, звучит настолько точно. «Женщин кинули», – мрачно сказала она.

Поэтому перед нами, феминистками, стоит иная задача – мы должны отучить мужчин от перехода в режим «подлеца». Наша сегодняшняя сексуальная культура этого не делает, но это можно исправить. Чтобы создать нужную мотивацию, нам нужна технология, которая заставит мужчин задумываться о долгосрочных последствиях своего сексуального поведения, защитит экономические интересы матерей и создаст стабильную среду для воспитания нового поколения. И у нас уже есть такая – пусть и неповоротливая, старая и несовершенная – технология. Она называется моногамный брак.

Прежде чем я начну звучать как законченная идеалистка, позвольте мне кое-что прояснить. Я знаю, что пожизненный моногамный брак не является нашим естественным состоянием. Антропологические исследования показывают, что всего лишь 15 % обществ были моногамными[345]. Моногамию должны поддерживать обычаи и законы, и даже в таких обществах многие люди отклоняются от принятых норм. На сегодняшний день моногамия распространена только в двух типах обществ: небольшие группы, живущие в скудной среде, и наиболее развитые цивилизации, такие как наша[346]. Почти все остальные сообщества были полигамными и позволяли высокопоставленным мужчинам иметь несколько жен.

Тем не менее, несмотря на свою относительную необычность, моногамный брак все равно представляет собой удивительно успешную социальную модель. Когда общество становится моногамным, оно, как правило, богатеет. В таких обществах меньше домашнего насилия и жестокого обращения с детьми, так как причиной обоих может выступать конфликт между женами. Падают рождаемость и преступность, что приводит к экономическому росту. Богатые мужчины, лишенные возможности заводить дополнительных жен, ищут новые способы инвестиций – в недвижимость, в бизнес, в своих рабочих и в другие прибыльные проекты.

Именно здесь, судя по всему, лежит ответ на антропологическую «загадку моногамного брака». Как так вышло, что система брачных связей, не служащая интересам наиболее влиятельных членов общества – мужчин высокого статуса, – обрела такой масштаб? Дело в том, что, хотя моногамия менее выгодна этим мужчинам, именно она позволяет выстраивать богатые, стабильные и жизнеспособные общества.

Можно сказать, что моногамная брачная система настолько успешна именно потому, что мешает мужчине вести себя как подлец, особенно когда она запрещает секс до брака. В таких обстоятельствах, если мужчина хочет заниматься социально приемлемым сексом, он должен стать потенциальным мужем – найти хорошую работу, обустроить домохозяйство и создать условия для возможных детей. Иными словами, ему приходится брать себя в руки. Более того, этот эффект только усиливается, когда мужчина становится отцом – даже с точки зрения биохимии, ведь забота о маленьких детях приводит к снижению у мужчин уровня тестостерона и, следовательно, к понижению агрессии и сексуального влечения[347]. В обществе, состоящем из таких кротких мужчин, все чувствуют себя лучше – мужчины, дети и женщины.

Кроме того, система моногамного брака лучше всего, что мы знаем, подходит для воспитания детей. Ведь у традиционной системы брака, где отец зарабатывает деньги, а мать воспитывает детей, был целый ряд преимуществ. Эта система позволяет матерям и детям находиться в физической близости и при этом не бояться за свое финансовое положение. Конечно, посудомоечные машины и газовые котлы позволили нам тратить намного меньше времени на домашние дела, и поэтому большинство из нас, матерей, могут совмещать заботу о детях с работой. Однако полностью совмещать традиционные роли матери и отца, как вынуждены делать матери-одиночки, – это все еще практически невозможно.