Перчатки не помогали, чувствовалось, как на ладонях вздуваются болезненные мозоли.
Где-то на полуметре лопата вгрызлась в мелкую гальку и пришлось выгребать руками. Под галькой пошла водянистая глина: тяжелая и сваливающаяся с лопаты. Сил она отжирала немерено.
Вскоре Игнат выдохся, сил на копание почти не оставалось. Яма вышла по пояс. Наспех выбросив ещё немного глины и земли, Игнат выбрался, подкатил тачку и свалил тело. Оно с хлюпаньем провалилось во влагу и грязь. В наступающем рассвете Игнат хорошо разглядел открытый изуродованный рот и выпученные глаза, мёртво разглядывающие чёрное небо.
Времени особо не оставалось, Игнат загрохотал тачкой в обратном направлении.
Дружище лежала без движения и с закрытыми глазами. Вроде спала. Не шелохнулась даже пока Игнат загружал в тачку второе тело.
Копал вторую яму, на этот раз медленнее, на остатках сил. Заболела спина, а в ладони будто натыкали заноз.
Это уже было не кино, а реальность. В такой реальности глупые идеи рождаются быстро, а умирают медленно. Ну почему бы не выбросить тела глубоко в лесу? Зачем копать могилы? Но уже и отступать было поздно и жалеть самого себя бесполезно.
Луна двигалась по небосклону, и вскоре над макушками деревьев на востоке появилась бледная полоска света.
Игнат докопал, когда красное дрожащее солнце уже выползло над деревьями на треть. Времени на то, чтобы закопать, не оставалось. Свалил кое-как мертвеца, прикрыл ржавым листом железа, валяющегося неподалеку. Из-под листа торчали сломанные пальцы, армейские ботинки. Вонь стояла ужасная, едкая, от неё слезились глаза.
Вернулся к сараю уже бегом. Бросил тачку, бросился к колонке, быстро прикрепил шланг, как учил папа, протянул и накачал воды прямо на землю вокруг и внутри сарая. Кровь, смешиваясь с водой, розовела и впитывалась в землю, оставляя серую пену.
Дружище, конечно, не спала. Вода подобралась к её грязным ногам. Лежала, выпучив глаза, и недовольно мычала. Ничего, потерпит. С наступлением рассвета на Игната напал азарт.
Успеет или нет до того, как мама проснется и обнаружит, что сыны в доме нет?
Он торопливо собрал с влажной земли остатки одежды, кусочки кожи, фаланги пальцев и прочую мелкую чепуху, которую ранее в темноте было не разглядеть. Разлил очиститель, принялся растирать тряпкой.
Стало много пены, от едкого запаха щипало в ноздрях.
Снова залил землю водой из колонки, звеня работающей рукоятью в тишине утра. Растёр тряпкой, избавляясь от пены. Они и сама быстро высыхала и впитывалась.
Конечно, надежды на то, что никто ничего не заметит, было мало. Но сарай хотя бы перестал выглядеть как место побоища.
Под конец Игнат разделся, замотал одежду в тугой узелок и запихнул в щель между дровами. Завтра ночью он со всем этим что-нибудь придумает.
Тачку и остальные вещи отвёз, когда было уже совсем светло. В кладовку вернулся с черного входа, осторожно прислушиваясь – не проснулась ли мама.
Потом снова вышел на улицу, пересёк двор – голый, грязный, возбужденный от азарта, чувствующий себя совершенно и безвозвратно взрослым – и юркнул в кабину летнего душа.
Вода была ледяная, от неё сводило зубы, но Игнат тщательно надраил тело колючей щёткой и стоял несколько минут, смывая грязь, пока не убедился, что чист.
Радость клокотала в горле и где-то в области сердца. Непонятная радость.
Он выскочил из душа и столкнулся с мамой, которая держала в руках синее махровое полотенце.
– Забыл взять, – произнесла мама, глядя Игнату прямо в глаза. – Заворачивайся, пока не заболел. Двоих простуженных нам здесь не нужно.
Непонятно было, как долго она тут стоит и что видела.
Игнат молча взял полотенце и завернулся в него с головой. Радость мгновенно прошла. Он снова ощутил себя ребенком, который ничего не может сделать самостоятельно.
– Пойдём завтракать, – сказала мама и первой отправилась к дому.
Игнат поспевал следом. В голове зрела мысль, вымещающая радость и заполняющая голову страхом.
Мама успела приготовить завтрак, думал он.
Успела проснуться, умыться и приготовить завтрак.
История 4. Память