Вечером в бане Юрий Глебович поймал несколько новых заноз. Поначалу, раздобренный паром и жаром, он ничего не заметил, а вот когда выбежал на улицу в чём мать родила, окунулся в мягкий сугроб, да вернулся в предбанник – тут-то и ощутил свербящий зуд ниже поясницы. Настроение испортилось мгновенно.
– Варенька! – завопил Юрий Глебович жалобно. – Варенька, беги сюда! Посмотри, что там? Страшно или нет?
Варвара, отправившаяся минут двадцать назад к сторожу Михаилу с просьбой поддать жару, прибежала на крик, спешно поправляя полотенце на огромной груди. Осмотрев мужа, обнаружила припухлости в трех местах на ягодицах, и еще в двух, – сзади под коленями. Видать, доски в бане тоже никто толком не обработал.
Костеря безалаберность работников, Юрий Глебович пошагал через двор к дому.
Воздух наполнился глубокой тёмной синевой и тишиной. Солнечные лучи робко пробивались сквозь плотные серые тучи, а те обещали сильный снегопад, – и тем сквернее чувствовал себя Юрий Глебович, потому что снегопады он любил, особенно за рюмкой коньяка да перед камином. А что в итоге? Скверно выполненные работы грозили испортить ему подступавшее счастье.
В людской Юрий Глебович остановился. Сзади со скрипом закрылась дверь, и едва щелкнул доводчик, почудилось вдруг, что со всех сторон, из досок, бревен, с потолка, дверной коробки – отовсюду, где было дерево – потянулись к Юрию Глебовичу занозы. Размерами они были с указательный палец. Тонкие и наверняка очень острые. В ноздри ударил запах смолы и свежего дерева. Занозы двигались стремительно, и вот уже через секунду застыли в опасной близости. Одна заноза смотрела ему точно в левый глаз, подрагивала будто бы от напряжения и желания выдвинуться еще больше.
Юрий Глебович издал то ли стон, то ли свист, будто через приоткрытые пухлые губы выпускал струю страха. Перед глазами поплыло. Что-то острое коснулось его живота под пупком, и в этот момент видение исчезло. Занозы втянулись, дом снова стал как прежде, разве что запах смолы и дерева никуда не делся.
– Варенька, Варя! – зашебуршал сухим языком Юрий Глебович и бросился обратно на улицу, в баню. Пальцами разодрал ранку под пупком, обнаружил кровь, а под кожей что-то зудящее, острое.
Николай из окна второго этажа видел, как отец бежит через двор – не по тропинке, а прямо сквозь снег, теряя по пути полотенце, – некрасиво обнаженный, кривоногий, мерзкий. Николаю хотелось, чтобы отец немедленно упал, свернул шею и так бы и остался лежать лицом в снегу, но этого, конечно, не произошло. Самые отвратительные на земле люди обычно живут долго.
Отец скрылся за дверьми бани, и Николай отошел от окна. На краю кровати сидела Катенька, рассматривала ноги, осторожно смазывая зеленкой места, где появились новые занозы. Зеленые пятнышки расцвели вокруг колен, на левой стопе и правом бедре.
– Давай уедем, – захныкала Катенька в сотый уже, наверное, раз. – Еще одну ночь я тут не выдержу. Посмотри на меня! Уродина стала! А если заноза в щеку вопьется или в еще куда?! Мне даже страшно на кровать ложиться!
Она именно так и хныкала, с множеством восклицательных знаков. Николай чувствовал этот её внутренний надрыв, желание казаться несчастной и хрупкой, чтобы Катеньку жалели, утешали, гладили по голове и всегда-всегда оберегали. В первый год знакомства ему это нравилось – чувствовать себя настоящим мужчиной, за которым, как за каменной стеной, хозяином семьи и все такое – но потом стало раздражать. Дело в том, что Катенька в своих желаниях была не искренней. Она всего лишь играла роль. Когда Катеньке было нужно, она превращалась в сильного и жесткого лидера, способного свернуть горы. Особенно это проявлялось на работе, где Катенька возглавляла отдел инноваций, а под ее управлением находилось почти шестьдесят человек.
Как-то раз Николай заехал к ней в офис и застал Катеньку на ресепшене, где она собрала нескольких офис-менеджеров и отчитывала их за неправильную работу. Тут она была совсем не Катенька, а Екатерина Андреевна, твердая, целеустремленная, не стесняющаяся крепких выражений и хлестких словечек. Образ этот совсем не вязался с тем, что видел Николай дома. И он ему безусловно понравился больше. В тот раз Катенька не замечала его минут пять, а когда заметила то мгновенно преобразилась. Жалостливо всхлипнув, она воздела руки к нему и дрожащим голосом вопросила: «Видишь, с чем мне приходиться работать? Отвези меня куда-нибудь кофе попить, пожалуйста!».
Но он-то запомнил, что она бывает другая. Без постоянных жалоб, не капризная, не слабая и беспомощная. И тот самый образ крепко засел в его голове, как заноза. Несколько раз Николай пытался вытащить настоящую Катеньку наружу, чтобы она и дома как-то проявила себя – в сексе, в общении, в решении насущных вопросов. Но нет, в семейной жизни Катенька упорно играла роль хрупкой девочки.
– Мила-а-аш, ну давай уедем! Пока еще не ночь, – затянула снова Катенька. – Через три часа будем дома, свалимся в нашу уютную кроватку! Я тебя обниму нежно-нежно!
– Нам надо переночевать, – буркнул Николай, – Я отцу обещал. Хотя бы еще одну ночь.