Темная волна. Лучшее 2

Шинковала овощи, тушила мясо, стараясь убедить себя, что безумие не такая уж вредная штука. Это просто невозможность объяснить другим, почему в твоей картине мира отсутствуют некоторые фрагменты, а каких-то деталей слишком много. «Просто». Что за дурацкое слово? Ничего простого не было. Теребя серебряный крестик, сразу после душа извлеченный из недр шкафа, она старалась найти объяснение увиденному. Единственный вариант, кроме самого очевидного, не слишком радовал: она экстрасенс, способности которого по какой-то неведомой причине перестали быть латентными.

Ночь наползла на город, забралась в квартиру и под одеяло. После вялого секса Михаил уснул. Рита лежала, глядя в потолок, на скользящие тени деревьев, думая о том, как покойники стоят на своих местах, – вникая мозгами, изъеденными червями и тленом, в бесхитростность провинциальной жизни. Мертвые уши улавливают лай собак, а носы – запах чая со свежесорванной мятой. Ветер шуршит почерневшими листьями и одеждой трупов. Было в этом что-то успокаивающее. Под гнилостную, убаюкивающую меланхолию склепа она провалилась в сон.

…Он был в ней целиком. Темный, живой, упругий, горячий. Он был на ней. Нет! Он обволакивал ее всю. Растопленным дегтем скользил по коже, гладя и лаская каждую клетку, не обделяя вниманием ни один волосок. Она растворялась во мраке удовольствия. Принадлежала полностью. Слияние на космическом уровне внетелесных оболочек. Бесформенность и внематериальность. «Я» отсутствовало, не было и «Оно». Только нечто, чему нет названия. Он проникал во все отверстия. Антрацитовые ленточки и ниточки обвивали матку, ввинчивались в анус, ползали по языку, впивались в зрачки. Зыбкие формы, не успев принять очертания, ускользали из сознания. Слюна, капавшая с призрачных клыков, разъедала кожу, обнажая мясо, которое сразу же обволакивала тьма. Боль мешалась с удовольствием. Клыки впивались в бедра. Кровь пачкала простыни. Когти царапали спину. Ее тело отрывали от кровати и физической реальности. Ее тело терзали и ласкали. Все фантазии воплотились в одном миге боли и наслаждения. Во вспышке. La petite mort. Der müde Tod. Santa Muerte.

Рита закричала от ужаса, когда воля превозмогла чувственное наслаждение, а сон стал слишком реальным. Темная бесформенная масса отпрянула от нее, выйдя сразу из всех закоулков ее тела. Отрезвляющая боль резанула по слизистым оболочкам и нервным окончаниям. Казалось, что еще секунда, – и мозг разорвется от напряжения. А осколки черепа и ошметки скальпа раскидает по стенам в припадке дикого подражания экспрессионистам: сила чистого дионисийского творчества.

Девушка вцепилась в мокрые от пота волосы, пытаясь удержать рвавшееся наружу желание разбить голову о косяк кровати. Ибо то, что только что вышло из нее, было чудовищно бесформенно и бескомпромиссно реально. Оно всасывалось в стену, а по его черной, переливчатой поверхности скользили тысячи лиц и сущностей. Среди которых безмятежной веселостью застыли угольки глаз и железная улыбка. Под этим взглядом ужас вновь набухал желанием, соски твердели, а лоно истекало соком. Мышцы сводило судорогами, слезы боли смешивались с потом и стекали по обнаженной груди. Оно пропало, ушло куда-то за грань мира, оставив по себе воспоминанием только жар и холод внутри.

– Это было, было… – Рита зарылась лицом в одеяло и кричала, кричала, кричала, пока тело не перестало ломать, а горло не начало саднить.

Когда истерика закончилась, девушка встала с кровати и дрожащей рукой включила свет. Ощупала стену в том месте, где в свой мир впиталось владевшее ею существо. Холодная, шершавая бумага. Она вышла из спальни. Михаил сидел у компьютера в наушниках, сносил голову пиксельному монстру. Встал среди ночи, чтобы закончить игру. Это было так выворачивающее обыденно, привычно, что мысль о безумии снова ласково постучалась в черепную коробку. Рита прошла на кухню выпить воды. Не успев щелкнуть выключателем, она увидела сидевшую за столом женщину в длинном черном платье и платке. Женщина держала на коленях младенца. Малыш радостно агукал спице, мерцавшей в опасной близости от его личика. Пытался поймать призрачный металл пухленькой ручкой. Женщина тихо напевала:

– Баю-баюшки-баю…

Спица воткнулась в глаз.

– Не спи больше на краю.

Спица тихо вышла из глазницы и вошла в другую. Рита заскулила, включила свет. Женщина, продолжая напевать, тетешкалась с ребенком. Кровь из изувеченных глаз капала на стол. Рита протянула к женщине руку и дотронулась до мягкого кружева платка. Ткань была осязаема. Она положила руку на плечо. Под материей были кости, мясо, свернувшаяся в венах черная кровь. Убийственно и неоспоримо физическая оболочка, – чего-то убийственно и неоспоримо нефизического.

Рита хотела позвать Михаила, но все еще затянутый в кошмарный сон мозг говорил, что женщины он не увидит. Так же, как не видели люди стоявших на кладбище мертвецов.

Девушка вынула спицу из ледяной руки. Женщина не обратила внимания. Она напевала, как будто в комнате никого не было.