Темная волна. Лучшее 2

Надежда, угасшая было, вспыхнула с новой силой. Это был его шанс, вот прямо сейчас надо рассказать Вознице, что Яни не мертв, в мире за Разломом ему рады не будут, ведь он живой.

Возница остановился, словно уловив его лихорадочные мысли, схватил Яни за руку и поправил начавшее заваливаться за борт тело. Прикосновение было острым и страшным, мышцы и кожа не защитили мальчика от льдин, впившихся прямо в душу.

«Владычица, забери меня, позволь слиться с вечной тьмой, не оставляй меня, не отдавай им!» – глубоко внутри окоченевшего тела Яни орал во все горло, а распахнутые глаза смотрели вверх, на пушистое, багровое небо. Из пустоты падали на мальчика замерзшие капельки крови, прямо в открытый глаз. Ледяные грани изящного узора смазывались, превращаясь в черноту. Он не видел, как сверкнули, поймав луч выглянувшего вдруг месяца, когти, занесенные для удара; как они оторвали кусок от плаща Возницы, разрезав по пути беззащитные снежинки. Но слышал, как долго и мучительно кричало существо, когда костлявая рука вонзилась в мягкий, покрытый белой шерстью живот, разорвала шкуру и вырвала сердце.

Животное еще жило, перебирало длинными лапами багрово-белый снег, пытаясь убежать, исправить свою глупую ошибку. Не выпускало из крепко сжатых челюстей голову украденного с повозки трупа. Возница склонился над ним, обдав вонью распадающейся вечность плоти и с громким хрустом разорвал пасть. Не глядя, кинул обратно на повозку голову отца Яни.

* * *

Ян убил его.

Мать приготовила на ужин тушеного кролика. Отец всегда ел первым, им доставались объедки. Яни прислуживал ему, когда мать отвернулась, он вылил содержимое фляги в отцову миску. Все до последней капли. Перемешал. Тщательно, так что и следа не осталось. Руки не дрожали, но голова была словно полна дурмана. Ставя миску на стол, опустил глаза вниз, отец не любил, когда на него смотрели. Тем лучше, мальчик боялся, что черный человек все поймет по его глазам, озерам ненависти.

Яни отошел в угол и сел на лавку, рядом со штопавшей отцовскую рубашку сестрой. От Вореи он вернулся домой рано утром; Ведрана, собираясь на реку, готовила грязное белье к стирке. Он ни о чем не спрашивал, лишь всматривался весь день в ее лицо, стараясь уловить перемены.

Мать, безвольно сложив руки, сидела на маленькой скамеечке у очага, разглядывая затухавшее пламя. Мальчик хотел шепнуть, чтобы она подбросила в огонь поленьев, пока отец не разозлился, но поздно. Мужчина встал из-за стола и пнул табурет, мать упала, поднесла руки к лицу – прикрыть – отец с силой отбросил их в стороны. Ударил по губам, по скуле. Затем подкинул полено в очаг и сел за стол. Отломил горбушку хлеба, зачерпнул из миски и поднес ложку ко рту. Он ел обстоятельно, с удовольствием. Вдруг, выронил ложку, громко рыгнул, его вырвало на стол съеденный мясом и кровью. В жиже ползали алые пятнистые черви.

– Т-т-ты… – Отец указал дрожавшей рукой на Яни, встал из-за стола, табурет упал с громким стуком.

Черви росли внутри него, пожирали заживо, ворочались толстыми клубками, перекатывались под кожей; вырывались наружу и снова возвращались в вонючую утробу. Покачиваясь, держась левой рукой за расползавшийся живот, захлебываясь кровью, отец направлялся к Яни, сжимая в правой нож, подхваченный со стола.

Мальчик оцепенел. Мать подбитыми глазами пыталась рассмотреть, что происходит. Ведрана застыла с занесенной над тканью иглой. Яни увидел в ее глазах то, что пытался угадать целый день. Вечная тьма. Так быстро. Ян надеялся, что у него есть время, уж сегодняшний вечер точно… Прежней она не стала бы, но, убив отца, уничтожив причину ее мук, уйти во мрак он бы ей помешал. Глядя в полные мертвого покоя глаза сестры, мальчик понял, что опоздал. Отец умирал, но пока Яни мешкал, схватил сына за рубашку, прижал к стене и вонзил в живот нож.

* * *

Повозка остановилась. Возница стаскивал тела и уносил в лес. Яни ничего не видел, но чувствовал, как из тьмы к нему тянутся ледяные витки черного тумана. Из самого сердца леса, застрявшего в холоде бесконечной ночи. Это был конец дороги мертвых.

Возница поднял тело Яни и, перекинув через плечо, понес туда, где ждала мальчика вечность в смерти. Снег осыпался с лица, но видел он только изъеденный временем шерстяной плащ.

Старик остановился. Веками он не произносил ни слова, забыв их значение, но это помнил:

– До-го-вор, – сказал он, глядя мертвыми, древними глазами на хрупкую девушку, застывшую среди изогнутых, искалеченных деревьев.

Она преграждала Вознице путь к Разлому, пролегавшему по земле, воздуху, времени и пространству. Оттуда доносился низкий гул, вырывался ледяной ветер, тянулся в лес смоляной туман.