Темная волна. Лучшее 2

Юля закричала. Графиня опустилась на колени, подползла к Юле, протянула руку и погладила ее выпиравший живот. Прикосновение было ледяным, ребенок заворочался, толкнул ножками. Юля не могла оторвать взгляда от кусочков кожи, ползавших по телу графини. То вместо кровавой дыры покажутся нежные губы, то по впалому животу скользнет плоская белая змея, то по костлявым рукам проползут кожаные ленты. Ледяные пальцы графини проникли сквозь ткань, кожу и мышцы в ее живот. Боли не было, внутрь словно вползла ледяная змея.

– Я съем душу твоего ребенка и Юру больше ничего здесь не удержит, он будет только моим, – прошептала графиня.

Зеркала задрожали и заскрипели.

Кровавая Мария сошла с картины, ее босые ступни оставили на пыльном паркете кровавые следы. Не скрытая сургучом бледная кожа с трещинками, нарисованными на краске временем, тускло светилась в окутывающей ее тьме. У ног Марии ползали младенцы, обожженные каплями раскаленного сургуча. Младенцы превратились в мух с оторванными крыльями. Насекомые поползли к графине на переломанных лапках. Крупные, размером с котят, они подбирались к ее ногам, впивались хоботками в обнаженное мясо, снова становились младенцами, слизывающими крохотными язычками кровь с ее бедер, впивавшимися крохотными пальцами в мясо.

Графиня закричала, выдернула руку из Юлиного живота, старалась смахнуть, отогнать от себя мух-младенцев, но те вцеплялись в лоскутки кожи и не отставали. Графиня металась по комнате, воя и извергая проклятия. Кровавая Мария подступала к ней все ближе, отражения графини метались по зеркальным туннелям, десятки обнаженных окровавленных женщин отбивались от полчищ мух, корчились в страшной пляске, метались по призрачным лабиринтам. Юля не сразу поняла, что только отражения и видит, графини больше не было в комнате. Мухи ползали по обратной стороне зеркал, чистя окровавленные лапки. Смолкли крики. Исчезли и отражения.

Кровавая Мария стояла посреди комнаты, не отражалась в зеркалах. Юля видела сотни собственных жалких фигурок, скорчившихся на полу, но не закутанную в багровый плат женщину с глазами, залитыми сургучом. Мария приблизилась к Юле.

– Пророчица моя, – ее голос напоминал жужжание роя мух, – должна быть зрячей.

Мария впилась в лоб Юли огненными перстами и сорвала печать с ее лица.

* * *

В библиотеке было сильно накурено, но все равно взгляд священника жег Юрия и через преграду. Он потянулся к штофу с вином, увидев, что жидкости внутри почти не осталось, безвольно опустил руку на стол, покрытый зеленым сукном.

– Отец мне о ней рассказывал. Я тогда еще маленький был, не понимал ничего, а Варя… та все понимала, поэтому она ее и выбрала, как теперь Юлю.

– Зря вы Юлю в усадьбу привезли.

Во взгляде Юры вспыхнула злоба.

– Не мог я в Петербурге оставаться, понимаете, Ильяна казалась не такой, как другие, в ней чертовщинка какая-то была, я от нее оторваться не мог. В долги страшные залез. Драгоценности, рестораны, экипажи, туалеты. А ночью она словно душу из меня выпивала. Когда Петр Васильевич узнал обо всем, он меня на дуэль вызвал, решили стреляться на Черной речке, ей это казалось жутко интересным. Но в ночь накануне поединка она прибежала ко мне вся в слезах, говорила, что Петр с собой покончил, отравился, – мол, боялся, что не убьет меня и тогда его имя будет опозорено.

– Вы ей поверили?

– Нет, потому и уехал. Его лицо… я такое лицо только у матери видел, когда ее из воды достали. А когда я ее в этом обвинил, то Ильяна мне свой настоящий облик показала. И я сбежал. Метнулся в Орловскую губернию, Юлю встретил. Женился. – Юра тяжело вздохнул. – В Петербург обратно нельзя, там Ильяна, к тому же долги. А здесь дом родной, надеялся, что та сдохнет с голоду, а Мария Юлю защитит. Когда Ильяна сюда приехала, я просто голову потерял, помнил все, но как в дурмане, и так было, пока ее Мария не забрала. А теперь слишком все ясным стало.

Отец Сергий печально покачал головой:

– Ох, Юрий Андреевич, голодный зверь самый лютый. И на Марию зря надежды возлагали. Вас там не было, не видели вы, что эта Мария такое, графиня перед ней беспомощной, как котенок, оказалась, хоть и тварь бесовская, но Мария – чистое зло, из самого ада.

Иногда отец Сергий жалел, что в тот день кинулся на помощь, увидев Юлю, бредущую к особняку, и графиню, крадущуюся за ней по пятам.

– Да, матушка сначала ей как Богородице молилась, все просила, чтобы она Варю вылечила, золотом бабам платила, которые ей выкинутых зародышей и мертвых младенцев приносили. Я сам с дворовыми мальчишками мух бил. Матушка складывала в гробики мух, битые зеркала и зародышей, и в воду бросала. А потом бояться стала, говорила, что Мария на нее с портретов и статуй смотрит. Своей рукой ей на глаза сургуч налила. Отец приказал зеркала вместо стекол вставить, чтобы больше коридоров создать, боялся, что одного водного лабиринта не хватит, к тому же зимой от него нет толку. Родители все сделали, чтобы Марию в усадьбе удержать и заставить Варе помочь. Но Мария обеих забрала, и мать, и дочь.

– Вы говорите, что матушка золотом за зародышей и младенцев платила?