Ей снилась высокая женщина, с закрытым алым платом лицом, бродившая ночью по водному лабиринту. Ее израненные босые ноги ступали по реке, как по тверди, оставляя след из капелек крови, не растворявшихся в воде. Женщина слепо шарила вокруг вытянутыми руками с длинными белыми пальцами, будто старалась нащупать дорогу или искала кого-то. В небе бесновались полчища чертей, мчались, хихикая, среди туч голые старые ведьмы. Ржали кони с огненными глазами, запряженные в повозки из костей. Женщина продолжала идти, но ее отражение в реке стало другим. Юля все силилась рассмотреть, что же пряталось в черной глубине, а когда рассмотрела, провалилась сквозь воду в гроб. Юля лежала среди сотен мух, бивших сломанными крылышками, осколки зеркал впивались ей в кожу. Она закричала, речная вода заполнила ее рот и горло. Гроб тонул, мухи плавали вокруг нее, истошно крича, она и не знала, что мухи могут кричать.
Наутро Юля проснулась вся разбитая, тело ныло, в горле саднило, рубашка и постель промокли от пота. Несколько дней она провела в постели, не в силах встать. Юра приходил ее проведать, справлялся о здоровье, но все как-то с прохладцей, будто не было ему до того дела, а только выполнял он супружеский долг.
Дни Юра проводил с графиней, катаясь на лодке по лабиринту, или в городе на балах и приемах. Зиночка докладывала Юле обо всем, словно горничной доставляло удовольствие видеть, как терзается хозяйка. Юля с жадностью ловила каждое ее слово и требовала новых подробностей.
Доктор, навещавший Юлю, велел не беспокоиться, сказал, что болезнь ее от расшатанных нервов, а с ребенком все в порядке. Но легче сказать, чем сделать. И она без сил, лежа на кровати, слушала про парижские туалеты графини, про всеобщую к ней любовь, про заигрывания с нею местных холостяков и ее умение уйти от назойливых поклонников, оставив тех не в обиде, но и без надежд на руку и сердце.
Кровавая Мария ей больше не снилась, наоборот, спала Юля теперь вовсе без сновидений, – но днем, лежа в одиночестве, словно бредила наяву. Вспоминала свое бедное девичество в глухом провинциальном городишке. Юру, приехавшего продать лес, доставшийся в наследство от троюродной тетки. Муки от невысказанного чувства, ибо он ни за что не взял бы ее, бесприданницу, в жены. Радость после признания в любви и обручения. Первые месяцы замужества, когда казалось, что даже облака плывут по небу какие-то зефирно-ванильные. Но вспоминались ей теперь и пересуды стареющих матрон, что продажа леса лишь отговорка, что прятался в провинции Юра от грязной истории. Вспоминались слова, которые с чистым и светлым Юриным лицом никак не вязались – адюльтер, дуэль, самоубийство. Запутанная, темная история, верить в которую не хотелось. Юля и не верила. Тогда.
Бабье лето закончилось, листва на яблонях за окном желтела и опадала. Минул почти месяц, прежде чем Юля начала вставать с постели и выходить в сад в сопровождении Юры и графини. Они были с ней предельно заботливы, графиня лично укрывала ее ноги пледом, если утомленная прогулкой, Юля присаживалась отдохнуть на террасе. Графиня теперь в усадьбе была частым гостем, играла на рояле, развлекая супругов фривольными песенками, от которых у Юли рдел румянец на щеках. Простота ее обращения с Юрой была на грани приличий, но Ильяна Павловна никогда эту грань не переступала.
Юля то мучилась от ревности, то упрекала сама себя, ведь Юра как-никак долго жил в столице, и наверняка в селе ему было с ней скучно, а графиня оживляла его дни. И все же витало в воздухе что-то такое, что не давало покоя. Зыбилось на грани восприятия, маячило во мгле спутанных, злых мыслей. Супруг не давал ей повода усомниться в его верности. Вот если бы увидеть их наедине, застать за признанием и поцелуем, тогда бы ушла снедавшая сердце тревога, пусть даже ценой счастья… Но лучше знать наверняка, чем мучиться подозрениями.
Часто приходил отец Сергий, подолгу сидел с Юлей в гостиной, молча пил чай, будто ждал, что вот-вот она раскроет ему, что у нее на сердце. Или наоборот, сам хотел рассказать что-то, но все никак не решался. Иногда Юля и впрямь хотела обо всем поведать, но стоило начать разговор, как что-то мешало: то входила Зиночка с подносом, то возвращались с прогулки Юра с Ильяной Павловной, а раз, когда Юля совсем решилась, упало на пол и разбилось зеркало в прихожей.
С наступлением холодов Юра и графиня не оставили привычки прогуливаться на лодке по лабиринту, звали с собой и Юлю, но от одного взгляда на воду у нее начиналась нервная дрожь.
Но вот что странно: чем больше времени Юра проводил с графиней, тем больше в его внешности обнаруживалась усталость, под глазами залегли темные круги, на лбу резче и глубже стали морщинки. Да и вообще, если летом это был пышущий здоровьем молодой человек, то к зиме он все больше напоминал одного из тех безумцев, что погрязнув в пороке, забывают про сон и еду. Все больше супруг напоминал Юле ее отца.