Темнее ночь перед рассветом

Но больше всего впечатлений произвёл строгий и настраивающий на соответствующий лад кабинет. Басков ли работал в нём или он предназначался значительному лицу или лицам, заезжающим погостить и останавливающимся у гостеприимного хозяина на короткое время, Данила мог только догадываться, но высокий, с двустворчатыми стеклянными дверцами шкаф, на полках которого аккуратно покоились книги сплошь по юриспруденции, выставлял напоказ особое назначение помещения. Не открывая шкафа, он пробежался по корешкам книг и с горечью убедился, что лёгкой литературки, чтобы расслабить мозги, ему не найти, зато бросились в глаза старинные кожаные переплёты знаменитых трудов Чезаре Ломброзо, Беккариа, отчего лёгкая дрожь нежданного открытия пробежала по спине, и он не удержался, скрипнул дверцами шкафа и буквально выхватил первое сокровище, попавшееся в жадные пальцы. Оказалось оно неизвестной безделушкой некоего А. Дебарроля под названием «Тайна руки»; редкостная по всему вещица о хиромантии была издана в России ещё в 1868 году. «Вот этот фолиант меня точно усыпит, — мелькнула легкомысленная мысль, — мало что состоит он из бреда вымерших динозавров, так придётся ещё поломать голову над старорежимным текстом, так что глаза сами закроются».

Удобнее устроившись в постели и включив ночник, чтобы без особой мороки уснуть, Данила с любопытством открыл первую страницу, и вместе с запахом потёртой кожи и пожелтевшей благородной бумаги на него дыхнули таинственные времена Аристотеля, Демокрита, Нострадамуса и других древних мудрецов. Он зачитался сразу, не затрудняясь текстом, его захватили поучительные рассуждения о тайнах человеческой руки, которая, как оказалось, формой, линиями и знаками на ладони определяла с достаточной достоверностью (по заверениям автора) жизнь человека, его судьбу, характер, душевные индивидуальные качества, наклонности и физические свойства в прошедшем, настоящем и даже в будущем. «Рука есть зеркало человека, в котором обозначена вся его жизнь», — прочитал несколько раз Данила фразу и, задрав подушку повыше, уселся на кровати, задумавшись. Конечно, он читал о хиромантии ещё в студенческие времена, встречались рассуждения и учёные споры и позже в книге известного Юргена Торвальда, цыганки напоминали, не давая забыть, цепляясь на улицах и клянясь «сказать всю правду о том, что было и чем дело кончится». Они-то, наверное, и отшибали порой мелькавшее желание изучить более серьёзную литературу об этом. Да и, как обычно, времени не хватало. В институте о хиромантии как о науке вообще не заикались, взамен её изучались строгие законы логики и материалистической философии. Как-то лихо всё было опрокинуто, а ведь Пушкин, Достоевский, сам Лев Толстой придерживались других взглядов, да и не они одни. Люди, прославившиеся в учёном мире, лауреаты Нобелевской премии, признавались в приверженности хиромантии, не краснея, а, наоборот, пропагандируя…

Данила отложил книжку, часы нежно известили о начале четвёртого часа ночи, но он пропустил мимо ушей любезное их уведомление. Его вдруг захватила другая идея, несомненно, навеянная только что прочитанным. А не заняться ли ему собственным расследованием того, что происходит с первых часов его появления здесь, в столице?! И даже с дней предшествовавших… А почему нет? Он не дилетант, не забыл, с чего начинать… Куи продест[16] — кому выгодно? Вот начало всех начал!

Кому выгодно?

Итак, кому выгодно?.. Ковшов прошёл в кабинет, оглядел рабочий стол профессора. Кресло удобное, но не для тех серьёзных занятий, которым он задумал уделить оставшееся до рассвета время. Развалясь, расслабясь, в нём можно фарисействовать с собеседником о проблемах бытия, рассуждать о событиях мирового масштаба, а ему необходимо, чтобы мозг, окончательно избавившись от сонливой созерцательности, заработал чётко, мощно, чтобы забегала, заметалась по всему организму кровь, помогая процессу мышления. Данила вспомнил про грубоватый жёсткий стул в углу на кухне и поспешил за ним — вот в чём сейчас он нуждался!