Темное дитя

Правда – не правда, мне-то откуда знать? Год почти прошел. Ладно, увидимся – разберемся. Хотя правильнее было бы спросить: или я еще я?

Понедельник. Ой-ёй! Быстро оглядываю комнату. Какой, к черту, балаган! Тёмка опять носки свои везде разбросала. Возле компьютера который день чашка из-под кофе. А пыли-то, пыли! Надо немедленно вымыть пол. И голову.

А что толкового в холодильнике? Тёмке я вчера варила бульон с рисом, но Сережка такого в рот не возьмет, ему подавай мясо с кровью… Где ж я ему в Иерусалиме с кровью возьму?! Да и сковородку нашу трефовать не хочется, Сережка-то уедет, а мы здесь останемся, и потом, мало ли кто в гости зайдет.

Вот что, нажарю-ка я ему котлет. И пюре картофельного побольше, благо миксер новый. А к чаю можно испечь…

Спасите-помогите, во мне, кажется, проснулась жена.

* * *

Меня разбудил звонок. Кто-то колотил по кнопке в ритме: «Та, та, та-та-та! Та-та-та-та, та, та!»

Не обуваясь, я бросилась открывать. На мне была папина незастегнутая рубаха с длинными рукавами. Здесь я всегда сплю в папиных рубашках. Могу их пару раз вокруг себя обернуть, если что.

– Сонька! – Сережка отбросил чемодан, подхватил меня и прижал к себе. Я ткнулась носом в знакомую ямку под ключицей. Сережка отыскал мои губы. На пару секунд мы с ним составили нераздельное целое.

Не размыкая рук, Сережка потащил меня к дивану. Тут-то я обернулась. И увидела стоящую у дверей маленькой комнаты, во все глаза глядящую на нас Тёму.

– Сережка, стой! Что ты как сумасшедший.

Я вырвалась, нервно запахивая на себе рубашку.

– Ну ты чего, вообще, Сонь? – Сережка беспомощно уронил руки, моргая обиженными глазами. – Что ты как неродная?

Я кивнула в сторону Тёмы. И поняла, что он ее не видит.

* * *

Позавтракав, Сережка умчался по своим каким-то делам.

У меня тоже в тот день было назначено собеседование в больнице на курсах переквалификации в медсестер людей с высшим образованием. Завучиху очень порадовал мой иврит и то, что в прежней жизни я числилась педагогом.

– Но я же почти не работала по специальности!

– Ничего, мы понимаем, что в жизни бывают разные обстоятельства. Но вообще-то ты любишь работать с людьми, с детьми? Сумеешь справиться с классом? Дети ведь иногда такие чертенята!

– Люблю, наверное. На практике обычно справлялась.

– Это хорошо. Значит, и здесь у тебя все получится. Главное – уметь ладить с людьми.

Секретарша забрала мои документы. Сказала, что со мной в ближайшее время свяжутся.

Мне показалось, я им понравилась.

Дома меня встретила Тёмка. Я думала, что после утренней сцены она задаст мне тыщу вопросов. Но она только спросила, надолго ли этот хмырь зависнет у нас.

– Не знаю. Наверное, на несколько дней. Максимум на неделю. А почему он хмырь?

– У него какая-то хмарь в глазах.

– Как у Даника, что ли? Не вздумай только всякую фигню на него валить.

– Нет, Даник хороший. Просто немножечко глупый.

– Тёма, нельзя так говорить о взрослых людях! И вообще, Даня столько нам помогает.

– Так я же и говорю, он хороший! Просто не все понимает. Ну что, что взрослый. Взрослые тоже разные бывают. Сама ж столько раз говорила.

Про Сережку я ничего уточнять не стала. «Хмарь в глазах»! Придумает тоже.

Мы поужинали, и я уложила Тёмку пораньше. Почитала ей перед сном про Данко. Надо ж как-то в чертях нравственность развивать и общественное сознание.

– Ты меня любишь? – спросила она внезапно, когда я, дочитав, привычно наклонилась поцеловать ее в нос перед сном.

– Конечно! Но сердце ради тебя вырывать не стану, – пошутила я.

– Сердце не надо. Да у тебя б и не получилось, – ответила Тёма очень серьезно. – Ты просто люби меня всегда, несмотря ни на что. – Лицо ее в тот момент показалось мне необычайно взрослым и каким-то очень мальчишеским.

Впрочем, с ней такое и раньше бывало. Так что я преодолела искушение, не стала приподнимать одеяло. В конце концов, пусть будет кем будет.

– Конечно, – повторила я. Погасила свет и вышла из комнаты.

* * *

Помня, что Тёмка в соседней комнате и какой у этих чертей тонкий слух, ночью я старалась вести себя с Сережкой потише. Сережка удивился. Сказал: «Ты стала стеснительная какая-то. Отвыкла, наверное». Сам он был неистов. Чувствовалось, что соскучился.

Сережка, конечно, был не прав. Я как раз поражалась самой себе. Насколько я, оказывается, не успела отвыкнуть. Насколько нормальным для меня было то, что он рядом. То, что я могу к нему прикоснуться, прижаться, взять за руку, обнять. Насколько уверена я была, что на любое мое движение он ответит. Между нами все было как раньше!

Словно и не было этих дурацких месяцев врозь, словно и не был наш развод вполне осознанным и выстраданным мною решением. Словно и не было вообще никакого развода.

Сережка, во всяком случае, вел себя так, словно никакого развода и вправду не было. Он даже строил планы на то, как мы с ним заживем в Москве, когда вопросы с деньгами наконец утрясутся. Он был так убедителен и красноречив, разворачивая передо мной сказочные перспективы будущего нашего житья-бытья, что у меня язык не поворачивался его прервать.