Темное озеро

Поскольку папину коробку она нашла первой, то с нее и начала поиски — однако пока не обнаружила ничего интересного, за исключением табелей успеваемости, школьных альбомов, множества вырезок из школьных газет, где отмечались его спортивные победы, и жесткую, аккуратно сложенную форменную куртку с эмблемой школы. Она как раз открыла крышку обувной коробки, набитой тем, что миссис Демарест, библиотекарь Гленлейка, назвала бы «эфемерными сувенирами», когда услышала топот двойняшек, поднимавшихся по чердачной лестнице.

— Что ты тут делаешь, Кэсс? — спросила Уитни.

— Ничего, Уит, — раздраженно ответила Кэссиди.

Мама права: ей не нравилось, когда сокращали ее имя. Но она даже не подумала об этом, когда так ее назвал мистер Келли. У него это сокращение звучало как-то… приятно. Как ни странно, даже уважительно. Как будто они общались на равных.

— Мне не нравится, когда ты так меня называешь, — надув губы, заявила ее тринадцатилетняя сестра.

— Тогда тоже запомни хорошенько: меня зовут Кэс-си-ди. Имя из трех слогов!

— Ладно, ладно.

— А я лучше укоротил бы ваши имена спереди, — оживленно воскликнул Оуэн. — Ди и Ни.

Сестры даже не удосужились ответить ему. Стоит ли обращать внимание на глупого тринадцатилетнего мальчишку?

— А зачем ты копаешься в школьных вещичках мамы и папы? — спросила Уитни, всегда готовая к дружескому общению со старшей сестрой.

— Это связано с тайной, которую вы расследуете в школе? — спросил Оуэн, с грохотом прокатившись по полу на старом деревянном скейтборде.

— Отчасти косвенно. Я просто пытаюсь лучше понять, каким был Гленлейк в те времена, — ответила Кэссиди, не обращая внимания на шум.

Не говорить же им: «Я ищу доказательства того, почему расстались наши родители в семнадцатилетнем возрасте». Об этом им знать необязательно.

Подойдя ближе, Уитни увидела коробку с надписью «Гленлейк — Энди».

— Можно я пока посмотрю, что там лежит?

— Пожалуйста, — ответила Кэссиди, вынимая пачку фотографий, записок и корешков каких-то билетов из обувной коробки, заметив, что пересохшая связывающая их резинка распалась на кусочки.

Просмотрев первые фотки, она отложила их в сторону. На самом деле ей хотелось найти что-то более личное. Кэссиди нашла несколько писем и почтовых открыток, написанных мамой папе во время летних и весенних каникул или других расставаний. По очевидным причинам, в письмах содержались более пикантные сведения, чем в открытках. В одном имелось своего рода мягкое порно, но, дойдя до места, где мама описывала, какие чувства будет испытывать, когда «наши тела вновь сольются воедино», Кэссиди передернулась и не стала читать дальше.

Она предпочитала не думать о том, как ее родители занимаются сексом, и другим не пожелала бы. И уж точно не станет знакомить с этим двойняшек. Однако, возможно, в записях упомянуты причины какого-то разрыва? Может, в дневнике мамы…

В папиной коробке дневника не обнаружилось. И быстрый осмотр вместе с Уитни маминой коробки показал, что ее дневника там тоже нет. В любом случае Кэссиди сомневалась, что осмелится сорвать все покровы с их тайны.

Ее собственный дневник, за исключением нескольких послушных попыток писания в первый школьный год, сохранил девственную чистоту страниц, и такими же оставались дневники большинства одноклассников. Она, разумеется, собиралась написать выпускную страницу, так же как и сочинение для колледжа, раздумывая, когда же наконец в Гленлейке пойдут в ногу со временем и станут попросту отслеживать посты школьников в «Инстаграме».

Оуэн, соскучившись по чердачным реликвиям, решил забрать с собой скейтборд, чтобы покататься на нем и, естественно, попытаться перелететь на доске через мусорный бачок. Уитни осталась с Кэссиди; обе они с удовольствием рассматривали табели успеваемости, где по всем предметам у обоих родителей стояли практически все пятерки, не считая одного неудачного папиного семестра в выпускном классе, о чем Кэссиди теперь могла достоверно сообщить мистеру Келли. А также записи в школьных альбомах — сестры посмеялись над той из них, где некий Майк написал папе: «Чувак, я люблю тебя, но это не делает меня геем» — и уморительные фотографии середины девяностых годов (какой смешной была тогдашняя мода на наряды и стрижки!).

— Подозреваю, что их друзья выглядели не лучше, — сказала Уитни, удивляясь необъяснимой популярности своих родителей.

И тем не менее минут через двадцать она потеряла интерес к этому занятию. Кэссиди продержалась гораздо дольше, но и она уже готовилась сдаться.

Потом Уитни, уже бесцельно роясь в старых вещах, выудила оттуда металлический браслет, похоже, ручной работы.

— Смотри, какая клевая вещица! — воскликнула она. — Как думаешь, мама не будет возражать, если я поношу его?

— С чего бы ей возражать? — пожав плечами, ответила Кэссиди, закрывая коробку.

* * *

Обычно бабушка Биз и дедушка Коуп принимали всех в своем доме, но после некоторых, не слишком тонких намеков на то, что десятилетия приемов возымели отягчающие последствия, мама вызвалась взять эту обязанность на себя, получив бабушкино благословение.