Тёмное прошлое. Пальмовый дневник каракала полиции

Каракал: В Дикую Лесостепь?

Вор: Вообще-то я уже две недели пытаюсь попасть домой, в Дождевой Лес. Но нужный мне рейс опять отменился! Сначала я улетел с «Аистиным клином» в Дальний Лес в расчёте на то, что оттуда они направляются прямиком в Дождевой. Но из-за фальшивых кокош они вернулись сюда, обратно – и я вместе с ними. Наверное, мне следовало остаться в Дальнем Лесу – но там такой ужасный, неподходящий, холодный климат, все пальмы колючие и в снегу!.. Ну да, теперь, когда меня поймали, мне очевидно, что я должен был попросить там убежища… А я смалодушничал. Я подумал: в Редколесье клин проведёт всего пару дней, я посижу тихонько в кокосовой скорлупе, а потом они всё равно отправятся на зимовку в Дождевой Лес. И я вернулся…

(Примечание: подозреваемый плачет. Глазные стебли, к которым крепятся глаза подозреваемого, сникают под тяжестью слёз. Стебли выглядят высохшими, задержанный обезвожен. Каракал полиции берёт один из целых кокосов, лежащих в мешке с провизией, и, несмотря на возражения аистов и толпы, протягивает задержанному. Тот вскрывает орех передней клешнёй, обмакивает её в молоко и жадно слизывает с клешни капли.)

Вор: Это что, последняя милость перед казнью или что-то вроде того?

Каракал: В Дальнем Редколесье больше не казнят без суда и следствия.

Вор: С каких это пор?

Каракал: С тех пор, как я полиции каракал. Но вопросы тут задаю я. Продолжайте рассказ. Вы вернулись в Дальнее Редколесье в расчёте улететь на родину, в Дождевой Лес…

Вор: И вот – опять! Я так ждал их вылета в Дождевой Лес! Вместо этого клин вдруг стал Сло́ном, и они навострили клювы в Дикую Лесостепь! Но я решил: по мне, так лучше уж Лесостепь, чем это ужасное дикое Редколесье!

Каракал: Аисты знают, что вы путешествуете с ними в мешке с провизией?

Вор: Нет, конечно.

Каракал: Как вам удавалось оставаться незамеченным?

Вор: Я скрывался в кокосах, из которых выпь-пассажиров поят кокосовым молоком. Я распиливал кокос, выпивал молоко и прятался внутри, придерживая половинки клешнями. Снаружи кокос казался целым. Когда аистессы совали в мешок клювы за очередным кокосом, я вместе со своими половинками скорлупы уворачивался и откатывался.

Каракал: Теперь вернёмся к самому началу истории. При каких обстоятельствах вы потеряли клешню? Только не врите про суриката.

Вор: Потеря клешни – это не самое начало истории. В лучшем случае середина.

Каракал: Что ж. Расскажите с начала.

Вор: Я прибыл в Дальнее Редколесье для работы в Пальмово-Кокошном Дворе. Я собирался искупить своё воровское тёмное прошлое честным трудом и начать новую жизнь с чистого пальмового листа. Об этой возможности я узнал из рекламы популярного блогера Попки. Из Дождевого Леса меня доставили на галере. Условия труда в Дальнем Редколесье оказались ужасными. Совсем не как в рекламе. Я был прикован за клешню к пальме. Труд круглосуточный и без выходных. Отдых – двадцать минут в неделю, пока наполнившийся кокошами крокодил уплывал, чтобы выгрузить их Козлам Казначеям. Я голодал: оказалось, что обеды в контракт не входят и пропитание нужно добывать себе самостоятельно. Но, так как я был прикован и непрерывно работал, единственное, что можно было добыть, – это мякоть кокосов, из которых я вырезал кокоши, то есть я питался производственными отходами. Спустя полгода в таких условиях я очень ослабел, похудел, мне не хватало воды и кальция, пострадал и искривился экзоскелет. Меня обманули: я не был наёмным работником. Я был как раб на галерах.

Каралина: Вы стали чувствовать себя крабом?

Вор: С какой стати? Я рак – и чувствую себя раком.

Каралина: Вы сказали, что были как краб на галерах.

Вор: Как раб. Раб! Я чувствовал себя всё хуже. Я делал зарубки на пальме, считая дни до освобождения, до истечения контракта, – это меня поддерживало. Когда оставалось чуть меньше месяца, ко мне явился попугай Попка.

Каралина: Чего он хотел?

Вор: Он снова делал рекламу про вакансию в Кокошном Дворе, чтобы заманить на освободившееся после меня место нового пальмового вора. Он требовал, чтобы я сказал ему под запись, как мне понравилось работать в Пальмово-Кокошном Дворе, как тут всё красиво, комфортно и справедливо. Я отказался. Он стал меня уговаривать. Он обещал, что меня отпустят с пальмы досрочно, если я скажу фразу: «Год работы в Пальмово-Кокошном Дворе – самый счастливый год в моей жизни, год очищения от тёмного прошлого, год надежды». Но я сказал попугаю, что это был самый несчастливый и тёмный год в моей жизни и что я не буду вводить в заблуждение своих собратьев-воров и приглашать их в это ужасное место. Что я предпочитаю остаться здесь до истечения года, тем более мне остаётся всего один месяц до моей новой жизни с чистого пальмового листа. Ему это не понравилось. Он разозлился. Сильно разозлился.

Каралина: Что вы хотите этим сказать? Что попугай от злости отклевал вам клешню?

(Примечание: в течение минуты протоколировать допрос не представляется возможным, так как голоса каракала полиции и задержанного тонут в криках попугая «Попочка не дурак!», «Попка не отклёвывает клешни!» и «Попочка хорошая птичка!».)

Вор: Нет. Попка не отклёвывал мне клешню. Но я хочу сказать, что всё равно он – плохая птица. Вместо того, чтобы честно освещать невыносимые условия, в которых содержатся клешнекокошники, он стряпает лживую рекламу про то, что Пальмово-Кокошный Двор – это рай на Земной Доске.

(Примечание: снова вопли попугая «Попочка честный жёлтенький журналист!», «Не верьте вору!», «Вор должен сидеть на ветке!», а также нечленораздельные реплики. К крикам попугая присоединяется хор пассажиров и провожающих. Все галдят, в основном поддерживая попугая, – симпатии на стороне Попки.)

Каралина: Так что же сделал Попка, когда разозлился?

Вор: Он орал, чтобы я не рассчитывал на новую жизнь с чистого пальмового листа. Что контракт на год заключается с раками потому, что дольше года в таких условиях раки не выживают. Что все пальмовые воры, которые были здесь до меня… что они все сдохли. И что со мной будет то же самое. Что у пальмовых воров с этой пальмы всего один путь. Не на свободу. На кладбище. Что мой единственный выход – быть хорошим, послушным раком, дать ему нормальное интервью про то, как мне здесь всё нравится. И тогда он, может быть, договорится со львами, чтобы меня отпустили раньше, чем я сдохну от голода и усталости. Он сказал, что даст мне на раздумья три дня, а потом вернётся.

(Примечание: попугай орёт «Он всё врёт!» и «Не верьте вору!».)