Темнота (Народные суеверия)

Хоть и совестно было, но я признался старику, как я действительно напугался в лесу и как его за лешего принял.

Старик засмеялся:

— Да, да, бывает. Сробеет человек с непривычки, сердце заколышет, сам себя измает. Бегает по лесу, выпуча глаза, обдерется весь, да и свалится потом, как сноп. Уснет… Ну, во сне-то и попритчится. Только я тебе скажу верно, пустое это все. Вот седьмой десяток живу, более полста лет здесь на пчельнике. Весь этот лес по дереву знаю, а никогда не видал ни леших, ни водяных. Все бабы старые это брешут… Не то наш брат-мужик пойдет на базар или в село куда под случай вина выпьет или брагой глаза нальет. Пойдет домой — с пьяных-то глаз ему и начнет казаться нивесть что. А хмель-то и начнет его толкать об деревья. Напугается и еще пуще захмелеет, ткнется где через пенек, да тут и уснет. Проснется — глядь, куда забрел и сам не знает. Ну и пойдет потом рассказывать как его леший водил… Бабы и верят, дуры, да ребят смущают.

Старик притащил в шалаш охапку свежей травы, и я растянулся на ней. Аннушка заботливо прикрыла меня кафтаном. Пиратка тоже поужинал и свернулся около меня.

Улегся и старик, рядом и Аннушка; лишь Бельчик, собака его, сидел задумчиво у костра да по временам прислушивался к чему-то…

Лесной царь

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой..
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
обняв его держит и греет старик.
— Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?
— Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул.
Он в темней короне, с густой бородой.
— О нет, то белеет туман над водой.
«Дитя, оглянися, младенец, ко мне;
веселого много в моей стороне:
цветы бирюзовы, жемчужны струи,
из золота слиты чертоги мои».
— Родимый, лесной царь со мной говорит:
он золото, перлы и радость сулит.
— О нет, мой младенец, ослышался ты:
то ветер, проснувшись, колыхнул листы.
«Ко мне, мой младенец; в дубраве моей
узнаешь прекрасных моих дочерей:
при месяце будут играть и летать,
играя, летая, тебя усыплять».
— Родимый, лесной царь созвал дочерей:
мне, вижу, кивают из темных ветвей.
— О нет, все спокойно в ночной глубине:
то ветлы седые стоят в стороне.
«Дитя, я пленился твоей красотой, —
неволей иль волей, а будешь ты мой».
— Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать!..
Ездок оробелый не скачет — летит;
младенец тоскует, младенец кричит;
ездок погоняет; ездок доскакал…
В руках его мертвый младенец лежал.

Пятница (Рассказ старика)

Это было лет пядьдесят назад.

На одной из московских фабрик работал крестьянин Егор Иванов. Человек он был непьющий, рассудительный и поэтому после пяти лет работы сколотил себе малую толику деньжонок. Пять лет не виделся он ни с женой, ни с отцом, ни с матерью и вестей от них не получал. Наконец надоела ему Москва, фабричное житье, захотел он побывать в своей стороне, завести свое хозяйство и, если удача пойдет, то и совсем остаться в деревне. Попросил он у хозяина расчет, простился с приятелями и в самый разгар лета отправился в путь-дорогу.

Быстро докатил он по железной дороге до своей станции, слез и до деревни пошел пешком: недалеко было, всего семнадцать километров, да и давно уж очень не видал он зеленых родных полей и лугов.

Привязал Егор сумку на спину, вырезал крепкую палку — на всякий случай — и пошел. Шел он по знакомой стороне, каждая былинка ему вспоминалась, и от радости дух захватывало… Однако во время дороги Егор Иванов кое о чем и другом подумывал: думал он о своей деревне Прикобыловке, о жене, о хозяйстве.

«Какие-то, — думал он, — порядки по дому идут там, не умерли ли. Ну, как сгорели? Ну, как да грех какой случился?»