Темнота (Народные суеверия)

Радости моей не было границ. Надо сказать, что это были мои заветные мечты. Лет с семи я начал ходить с отцом на охоту, но стрелять мне не дозволялось; даже ружья в руки не давали. Рад бывало и тому, что таскал дичь, убитую отцом. Обвешанный тетеревами, куропатками и тому подобной дичью, с торжеством возвращался я с отцом домой, а в счастливые дни за пазухой в моей рубашке приносилась с охоты всякая живность: утята, пойманные собакой, тетеревята, крохотные куропаточки, подстреленные старые птицы.

Как только попалось мне в руки ружье, я просто, как говорится, ошалел от радости. Сначала отец не позволил мне охотиться в одиночку, боясь, что я сам застрелюсь или подстрелю кого-нибудь от неуменья обращаться с ружьем. Но потом боязнь его прошла, и я стал целые дни проводить на охоте. Бывало, соберутся со мной несколько деревенских приятелей-мальчуганов, пойдем гурьбой на болото, и Пиратка с нами; залезем с ним в осоку, в тростник, и начнется у нас такая пальба по утятам, что небу жарко. Дичи тогда было много кругом нашего села, и хотя плохо я стрелял, но всякими правдами и неправдами все же приносил домой то крякву, то чирка, а иной раз, при счастьи, зашибешь и зайца.

Давно я поглядывал на мордовский бор, начинавшийся в нескольких километрах от нашего села. Бор этот тянулся по трем уездам, километров на двести в длину. Много, говорят, там водилось зверья и птицы. Сильно манило меня туда, но все как-то боязно было одному. Наконец собрался я туда со своим неизменным Пираткой.

Около полудня, позавтракав, пустились мы в путь. Вот и опушка заветного бора. Тут мы присели, закусили и отдохнули с моим добрым псом. Затем обдумал я план похода и решил держаться на первый раз опушки, не вдаваясь глубоко в лес, из боязни заплутаться; но случилось иначе, как это сплошь да рядом бывает на охоте. Пройдя немного вдоль опушки нашел Пиратка выводок тетеревов.

Старая тетеря взлетела, я выстрелил и думал, что попал в нее. Плутовка притворилась. Она летела над самой землей потихоньку и, видимо, падала. Пиратка бросился за ней, я также. Тетеря наконец села. Пиратка к ней; не тут-то было — она снова полетела дальше, в глубь леса. Мы за ней. Несколько раз садилась тетеря и, как только Пиратка хотел схватить ее, она улетала дальше. Наконец взлетела выше, и, как ни в чем не бывало, уже настоящим, быстрым полетом исчезла в чаще. Досада была страшная. Пиратка носился как угорелый, отыскивая улетевшую птицу. Но ее и след простыл. Я окончательно выбился из сил; во рту пересохло, ноги подкашивались; итти дальше не было возможности. Раздосадованный неудачей прилег я в тени дуба. Минут через десять явился Пиратка, усталый не хуже меня. Солнце уже спустилось довольно низко. Лес постепенно оживал после жары; на поляне, около которой я сидел, засновали мелкие птички. Застучали по деревьям дятлы. Там и сям раздавалось кукование кукушки. В кустах, по опушке поляны, пели пеночки, сорокопуты, мухоловки. По верхушкам сосен перелетали коньки, зяблики. Веселые мухоловки вытанцовывали в воздухе, гоняясь за мухами. В листве старого дуба, над моей головой, насвистывала иволга. Разнообразие птичьих голосов и движение птиц усиливались на опушке с каждой минутой.

Я несколько засмотрелся на новую картину, как вдруг все смолкло, словно по команде. С дальнего конца полянки из-за развесистой березы показался ястреб-перепелятник. Невысоко над землей тихим, крадущимся полетом, как вор, скрываясь за зеленой листвой дерев, летел он вдоль опушки. Зорко высматривали его большие глаза. Увы. Предупрежденные криком дрозда, птички попрятались уже в густую листву. Глубокая тишина царствовала на поляне. Разбойник, однако, продолжал свои поиски. Вот он приостановился на полете, повернул на поляну, еще раз приостановился, потом быстро, как стрела., кинулся в густую траву и сел там. Через минуту хищник поднялся тяжелым полетом и полетел в лесную чащу; в когтях его билась перепелка.

Только что исчез ястреб за деревьями, только что на опушку появились снова разные птички, как в противоположном конце поляны выпрыгнул из чащи заяц. Сделав два-три прыжка, косой сел, вытянулся и насторожил уши. Потом сделал еще несколько скачков и сел опять, прислушиваясь и обнюхивая воздух. Я взвел курок у ружья и ждал. Пиратка, завидев зайца, едва сидел на месте; зубы его стучали как в лихорадке. Убедившись в кажущейся безопасности, косой мелкими прыжками направился прямо ко мне и сел шагах в пятнадцати; я выстрелил и он свалился как сноп. Пиратка бросился и принес мне его. Довольный удачей, я повесил его себе через плечо, зарядил ружье и тронулся в путь.