Темнота в солнечный день

…Когда лет за десять до войны в Аюкане задумали устроить парк культуры и отдыха, чтобы все было, как у больших, чья-то умная голова не придумала ничего лучше, чем засадить деревья на бывшем болоте, оказавшемся сейчас чуть ли не в центре города. Болото, конечно, засыпали, нечего ему было красоваться посреди новорожденного областного центра, но засыпали халтурно. Деревья прижились, вымахали в рост, но земля все же оказалась слабовата – и очень многие накренились со временем. Не столь уж и отклонились от вертикали, и ни одно не упало за все эти годы, но все равно получилось не ахти: каждое дерево кренилось в свою сторону, отчего казалось, что им кто-то крепенько наподдал из-под земли, причем в десятке разных мест. Да и асфальт на дорожках трескался чаще, чем по всему городу. И все равно, местечко для отдыха получилось неплохое – честно говоря, за неимением лучших…

Ближе к вечеру парк полностью и безраздельно принадлежал аюканской молодежи. К этому времени летний кинотеатр уже закрывался, шахматисты, шашисты и доминошники, народ в основном пожилой, отправлялся по домам, родители уводили короедов с качелей-каруселей ужинать и спать. Появлялись милицейские наряды, пока что чуточку ленивые, не особенно бдительные – главные события здесь обычно разворачивались совсем уж поздним вечером, когда кончались танцы и начинались родившиеся на них разборки.

Молодежь стекалась в парк со всех направлений, азимутов и румбов. Особенно пьяных не было, но и стопроцентно трезвых как-то не замечалось – ходить на танцы, не приняв дозу для веселья, считалось прямо-таки извращением. Центром притяжения, как легко догадаться, служила танцплощадка. Она была, как все танцплощадки: большая площадка, вымощенная толстыми досками, которые не сумели расшибить каблуками несколько поколений, скамейки по периметру, ограда в два человеческих роста из солидных брусьев, крытая эстрада. Если закрыть глаза, полное впечатление, что на ней старательно мучили дюжину кошек: лабухи настраивали инструменты, хрипатые расстроенные усилители порой разражались пронзительным визгом.

Все шло как обычно: едва раздались первые настоящие аккорды, возвещавшие начало танцев, со всех сторон послышалось громкое «бух-бух-бух!». Это то ли скупые, то ли экономные молодые люди, не утрудившие себя покупкой билетов, сигали через ограду и приземлялись с грохотом. Привычно метались билетерши, кого-то из прыгунов они ловили и выпроваживали за проходную, но большинство, замешавшись в толпе, там и оставалось: очень уж неравны были силы порядка и его нарушителей.

Батуала, Доцент и Сенька, забив на скамейке место для Лорки, стояли рядом. Доцент привычно проверил в правом кармане пиджака Горыныча Второго – ужик пока что сидел смирно и на волю не стремился. Главным змееловом у них был Сенька – он каждое лето ездил к деду с бабкой в Мотовилино, а там ужиков было хоть завались, и он всякий раз привозил полный пакет. Ужики часто использовались для самых разных шуточек, сплошь и рядом не встречавших одобрения окружающих. Особенно тех, кто, открыв почтовый ящик, обнаруживал там змеищу.

Вторым Горыныч звался не зря – его предшественник пал смертью храбрых здесь же дней десять назад. Они тогда пришли поплясать, приняв побольше средней нормы, душа просила веселья и легонького варварства, и Сенька, когда грянули шейк, шарахнул Горыныча в гущу танцующих, на самую середину. Поднялся заполошный девичий визг, последовала легкая сумятица, и Горыныч погиб под каблуками. Никто метателя не засек, и все обошлось.

– Вы бы хоть платье похвалили, – чуть капризно сказала Лорка, как и все вокруг пребывавшая в чуточку приподнятом настроении, еще и из-за распитого за углом «Шипучего».

– Королева красоты, – сказал Сенька.

– Королева бензоколонки, – добавил Доцент.

– Хамы вы все-таки. Я старалась…

– Да ладно, – сказал Батуала. – Это они так. Мы ж все тебя любим и уважаем, ты у нас лапочка…

В писаные красавицы она безусловно не годилась, но была все же недурна; длинные прямые волосы чуть не до пояса, крашенные чуть ли не добела, приятная фигурка, а главное, безотказность почти по высшему классу (высшего класса она и намеревались добиться как раз сегодня). Коротенькое красное платьице, пошитое самолично, ей весьма шло, красиво облегало фигурку, с деталями которой они все трое были давно и прекрасно знакомы, – так уж жизнь повернулась.

– А вон ту я, пожалуй, сниму, – сказал Доцент. – Без чувака, с подружками – значит, в поиске…

– Изменщик, – сказала Лорка без всякого раздражения.

– Я только потанцевать… Кому храню лебединую верность, сама знаешь.

– Все вы храните… – фыркнула Лорка. – Батуала, пошли?

Сенька двинулся куда-то направо – там тоже нетерпеливо топталась стайка девчонок без парней. Доцент направился к намеченной девочке и успел в последний момент опередить какого-то длинного хмыря, покосившегося на него недоброжелательно, многообещающе, можно сказать. Ну, это нашенская игра…