Темнота в солнечный день

– А, это ты, борзой, – сказал Доцент словно бы с некоторым удивлением. – Я-то думал, ты к маме побег…

– Не дождешься.

– Тогда к пионерчику?

– Давай…

Сразу стало ясно, что длинный эти места знает: первым двинулся по аллейке, свернул направо меж двойным рядом высоких кустов, еще раз свернул, и они все оказались метрах в ста от танцплощадки, в местечке довольно глухом – круглая полянка, посреди которой в чаше уж сколько лет не действующего фонтана стоял гипсовый пионер, нелепо подняв руку. Так нелепо он выглядел оттого, что когда-то у него в руках был горн, но его давно кто-то отломал и уволок на память, еще до того, как их кодлу стали пускать на танцы. Полянка, не асфальтированная, заросла высокой травой – очень даже удобно, если случится падать. Одинокий фонарь под жестяным колпаком давал ровно столько света, сколько необходимо для правильной махаловки (в ином темном месте можно ненароком и своему заехать, как-то неудобно получится).

Все в порядке. Подкрепление и точно объявилось – с обеих сторон, но счет равный, шестеро на шестерых, еще на танцплощадке Доцент переправил Горыныча Лорке в сумочку и велел ждать их у одной из боковых калиток, где они все и должны были собраться, если придется уходить врассыпную.

Зажигать будет, конечно, Длинный… Ага, идет. Остановился перед Доцентом и спросил без всяких эмоций, как опытный махальщик:

– Так ты чё, слов не понимаешь?

– Где слова, а где хрюканье…

– Это кто хрюкает?

– Ну не я ж.

– Но ты борзой… – хохотнул длинный.

– Не бери в голову, бери строго за щеку.

Опаньки! Доцент успел даже ощутить некоторую скуку – Длинный не в лоб ему попытался заехать, а махнул раскрытой ладонью снизу вверх. Еще одна жертва распространенного заблуждения: будто достаточно сбить с очкастого очки, чтобы он стал совершенно беспомощным, которого можно метелить двумя пальцами. А это не в отношении всякого очкарика срабатывает. Особенно если у него, как у Доцента, всего-то минус полтора…

Очки, разумеется, слетели. И скучать стало некогда: Доцент ответил коротким в глаз, получил сам, ответил, получил… Эх, мелькали кулаки посреди месяца августа! Правильная была махаловка: никто не пинался по яйцам, не вытаскивал приблуду вроде ножа или кастета, не разменивался на мат. Двенадцать гавриков словно плясали вокруг пионерчика неведомый Большому театру балет, с хриплыми выдохами и деловитым хаканьем награждая друг друга смачными плюхами, зорко следя, чтобы не пропустить удар под дых.

Сразу с двух сторон пронзительными трелями залились милицейские свистки, но довольно еще далеко. Забаве пришел конец – обе стороны это моментально поняли и, сгоряча обменявшись еще парочкой ударов, кинулись врассыпную в ту сторону, где свиста не слышалось. Троица, проломившись сквозь кусты – здешнюю географию они знали назубок, – выскочила на асфальтированную дорожку и быстрым шагом направилась к той самой калитке, у которой ждала Лорка. Свистки вскоре замолчали – мусора их не успели заметить и прекрасно сообразили, что гоняться наугад бессмысленно. Не всегда, конечно, так хорошо оборачивается, но на сей раз погоню очень быстро стряхнули с хвоста и теперь шагали не особенно и торопливо, как самые мирные граждане, культурно возвращавшиеся с танцев…

…Времянки, пожалуй, найдутся в каждом сибирском частном доме, и маленькие, и большие. Особенно в тех, где нет электроплит (а они в частном секторе мало где сыщутся) и еду готовят, как сто лет назад, на дровах и угле. Гораздо практичнее готовить как раз во времянке, на маленькой печке, не такой прожорливой. Да и электроплитку можно поставить (что троица первым делом и сделала год назад, подыскав среди объявлений на столбах «Сдам времянку» подходящий адрес).

Времянка у бабы Стюры была, можно сказать, капитальная: домик не в одну комнатку, а в две. Поставил ее еще лет пятнадцать назад покойный дед – дочка как раз привела мужа, и молодым хотелось вдоволь побеситься без чужих глаз и ушей. Потом они уехали в Манск, и баба Стюра там только готовила.

Второй год им здесь жилось не хуже, чем какому-нибудь заокеанскому буржую на загородной вилле. К тому, что они сюда возят девочек, баба Стюра относилась с полным пониманием: на то и молодежь, чтобы перебеситься. Парень не девка, в подоле не принесет. Да и польза от них, кроме денег, была немалая. И все хлопоты по огороду взяли на себя (что им стоило, трем молодым здоровым балбесам?), и дрова с углем разгружали на раз, а самое главное – обеспечили бабе Стюре полную житейскую безопасность. Собаки у нее не было, так уж сложилось, и окрестные шманки до их появления хулиганили по мелочам, но часто лазили в огород, привязывали к окошку гайку на леске и, укрывшись на той стороне улицы, барабанили посреди ночи, свинью выпускали из сараюшки из чистого озорства, вообще доставали, как умели, а фантазия у них была богатая.